— По-моему, они и так уже зашли дальше некуда, — проворчал Кеннет, с трудом сгибая и разгибая пальцы. — Чего вы от меня-то хотите?! Вы говорили, что выход есть и всё такое…
Клодия, раньше вроде бы так торопившаяся обо всём рассказать, замешкалась. Через несколько мгновений она наклонилась вперёд, обнимая растерянно заморгавшего Кеннета. От девушки пахло какими-то очень приторными цветочными духами, и он незамедлительно чихнул: неужели кому-то эта вонь кажется привлекательной! Младший Каррингтон не знал, отстраняться или нет, когда первая фрейлина зашептала, едва ли не прижимаясь губами к его уху:
— Ты ведь уже понял — мы не по своей воле здесь. Ручей — граница её королевства, Мастера и Стражи никогда не выходят за его пределы. Многие пытались уйти, но почти всегда мы видели их снова: Мастера переделывали их, снимали кожу и делали украшения для залов дворца…
Всплыли в памяти жуткие куклы, чья оболочка на ощупь напоминала обмазанную чем-то липким ледяную кожу — и Кеннет передёрнулся, поняв: всё-таки настоящая кожа, причём человеческая. Быть может, явись он в тёмные залы Стеклянного Дворца позже — и увидел бы там ту девушку, встреченную у ручья, бессмысленно глядящую перед собой нарисованными стекляшками глаз. От этой мысли не стало страшнее: наверное, у страха тоже имеется свой лимит, и рано или поздно наступает момент, когда на испуг уже не достаёт сил.
— Королева правит нами, потому как у неё все Ключи. Ключи от всех этих кукол. Ей достаточно завести нужную куклу — и та будет действовать. Швея — шить, стоит лишь подложить ей ткань, Мастера — переделывать людей, Стражи… убивать всех, кто пытается миновать границу или напасть на Королеву.
Звучало всё это абсурдно: в конце концов, Королева — всего лишь одна жалкая слабоумная девчонка, разве что чрезмерно избалованная и привыкшая, что каждое её желание немедленно исполняется. Чего стоило бы попросту прикончить её, да хоть бы просто отобрать ключи и всё такое?
— Ты думаешь — она главное зло, что держит нас здесь? — губы Клодии дрогнули, словно она пыталась улыбнуться, но давно разучилась; Кеннет же сообразил, что задал свой вопрос вслух. — О, это не так. Она — лишь дитя, но лучше подчиняться ей, чем вызывать гнев того единственного, кому подчиняется она.
— И кто же этот местный Гудвин? — младший Каррингтон не сумел справиться с очередным приступом смеха, перешедшим в безудержную икоту. Первая фрейлина посмотрела по сторонам, будто ожидала увидеть жуткие пустые глаза кукол, и ещё тише произнесла:
