Хрустнула ставня — и Лайонелл передёрнулся, словно вдруг наяву услышал треск ломающихся костей. Язык будто замёрз, и Золотому Стражу стоило больших усилий произнести:
— Ты убил их? Их всех?
— Совершенно верно, — без следа прежней улыбки кивнул Ринмир. — Что, всё ещё думаешь, что я пытаюсь оправдаться перед тобой, мальчик?
— Это — твоя история? — руки Лайонелла тряслись так, что он сейчас не смог бы выстрелить из пистолета — промазал бы с двух шагов. — Это ты хотел мне рассказать?
— Именно, — чуть склонил голову древний колдун. За окном медленно занимался рассвет, и отчего-то лицо Ринмира стало спокойнее, чем прежде. Видимо, он помнил о словах Лайонелла: как только наступит рассвет, его убьют.
— Зачем ты это сделал? — севшим голосом осведомился Золотой Страж. — Зачем ты рассказал мне это?
— Потому что хотел рассказать. Это не очевидно?
Лайонелл сглотнул, пытаясь подавить накатившую тошноту. Слишком уж живо он представлял себе то, что случилось так много лет назад. Представлял — и не мог поверить, что нечто подобное могло произойти. Из-за одного убитого колдуна, из-за одного человека…
— Не пытайся найти виноватых, мальчик.
Золотой Страж вздрогнул, пытаясь понять, каким образом древний колдун сумел понять его смятение. Как ребёнку, который услышал странную и страшную сказку, ему хотелось задать этот вечный вопрос: кто же был добром, а кто — злом? Ринмир, расправив плечи, печально улыбнулся:
— Это просто жизнь. Зло было всегда, мальчик. Не пытайся понять, откуда оно берётся в наших душах: оно… как семечко. Это семечко прорастает, и постепенно из крошечного сгустка жизни превращается в огромное древо.
Лайонелл слушал — и не мог разобраться в своих чувствах. Перед ним стоял убийца, человек, уничтоживший целую деревню, тот, кто уже восемь сотен лет скрывался от Золотых Стражей, творя магию. И всё же… почему его так жаль? Не оттого же, что его некогда хотели убить, в самом деле!
— Мы похожи, мальчик. Похожи больше, чем ты думаешь.
Золотой Страж смотрел на врага, понимая: с лучами рассвета мир становится прежним. Возвращается то желание очистить мир, как очищают его от тьмы лучи солнца. Но сердце не желает смиряться с такой несправедливостью.
— Чем это мы похожи?
Ринмир лишь загадочно усмехнулся, запрокидывая голову:
— Мы убиваем невинных, потому что верим, что имеем на это право. И мы не помним, кто и почему даровал нам это самое право. Разве не так?
