Тихо скрипнула открытая дверь дома. Несколько мгновений они смотрели друг на друга: молодая женщина с младенцем на руках и умерший однажды, но воскресший колдун. Наконец, Мэрайя приветливо улыбнулась и спросила:
— Вы к моему мужу, да? Сейчас, погодите, уложу ребёнка, и…
Не узнала. Впрочем, этого следовало бы ожидать.
— Простите, — чуть склонил голову Ринмир, стараясь изменить голос. — Кажется, я ошибся домом.
— Ах, вот как? — воскликнула знакомым звонким голосом дочь старосты, но Ринмир уже покинул чужой ему дом, закрыв за собой дверь. Да, он ошибся домом. Ошибся дверью. Ошибся жизнью. В этой, новой жизни, что подарила ему магия, нет места для Мэрайи. Нет места для Арги и её жителей, которых он столь долго считал соседями и друзьями.
Поднявшись на заснеженный холм, возвышавшийся над деревней, колдун поднял руки вверх. Сейчас весь мир, как и прежде, пульсировал фиолетовым, и с неба тянулось множество нитей. В каждый дом, в каждую оконную щель. Ринмир сосредоточился: сейчас он творил самое сильное в своей жизни колдовство.
Ярость выливалась через его пальцы на изнанку мира, обращаясь огнём. Быстро, быстро собирались над деревней багровые тучи, и вскоре пламя хлынуло с неба, подобно дождевым потокам. Соломенные крыши и деревянные стены легко вспыхивали; люди, походящие на живые факелы, выбегали из домов — и тут же вспыхивали, обращаясь в чернеющие головешки.
Ринмир смеялся. Смеялся, глядя на то, как умирали женщины и дети в этом тёмном магическом пламени. Где-то среди них была Мэрайя и её ребёнок, но разве ему есть дело до предателей? Они осудили на смерть невиновного. Теперь он — судья. И он приговаривает их к вечному забвению.
Вот и она — предательница, беспомощно бегущая по дороге. В руках у неё ничего нет: младенца она бросила гореть заживо так же, как когда-то обрекла на смерть Ринмира. Порыв ветра сорвал капюшон с головы колдуна, и на мгновение он увидел в расширившихся зрачках подбежавшей почти вплотную предательницы тень узнавания. Она узнала его.
В следующий миг пламя обрушилось на неё обжигающей волной. Девушка кричала; кожа натягивалась и лопалась кровавыми пузырями, чернела, сворачивалась, будто сгорающие листья. Обгоревший остов человеческого тела был ещё живым, когда обессиленный Ринмир остановился. Это существо смотрело на него — смотрело испуганными светлыми глазами, которых огонь не коснулся. Мэрайя умирала, как умирали там, внизу, другие жители Арги. Но всё так же, как тогда, она хотела жить.
