Спустя несколько дней, сидя вдвоем с Велло у стены дома и греясь на солнце, Лейни сказала брату:
— Пожалуй, самое лучшее для тебя и для всего народа Мягисте — принять веру рыцарей и позволить окрестить себя.
— Самое лучшее? — раздраженно воскликнул Велло.
— Тогда бы они не пошли на нас войной, да и латгалам не разрешили бы, — продолжала сестра.
— Кто тебе сказал это? Откуда ты взяла?..
— Так говорят...
— Возможно, и говорят, но ты...
— В прошлом году Рийте сказал об этом патер. Он говорил, что тогда у нас всегда будет покой.
— Так вот кто!.. Нет, сестра, не верь в этот покой и не желай его. Этот покой подобен смерти. Сейчас нас грабят раз в десять лет, да и мы не остаемся в долгу. А примем их веру и станем рабами грабителей — телом и душой. Ты, верно, слышала, какая участь постигла ливов?
— После крещения они не раз восставали против рыцарей и смывали с себя крестильную воду. Поэтому-то их так сурово и покарали.
— Восставали, когда стало невтерпеж. Но было уже поздно, — вздохнув, сказал Велло. — И хуже всего то, — добавил он, — что иные наши люди ждут от черноризников и рыцарей чего-то хорошего. Но и у тех и у других под одеянием душа хищника. Один поддерживает другого.
— Ты ведь сам видел этих патеров — разве они похожи на хищников? — дружески, но с укоризной сказала сестра. — Ходят, словно тени.
— Так легче проникнуть в души, подготовить дорогу для железных рыцарей. Патер сеет, рыцарь жнет, а едят они вместе. А в земле ливов дошло уже до того, что пришельцы и не сеют, и не жнут — крещеный лив сам должен приносить им все в дом, даже жену и дочь, если они красивые.
На это Лейни ничего ответить не отважилась.
Как-то, когда Велло был в Риге, ему рассказали о ливском старейшине Каупо; тот поддался уговорам патеров, они сбили его с толку и завлекли в свои сети. Каупо остался старейшиной, но принял веру патеров и рыцарей и стал помогать преследовать всех, кто хранил веру предков и не хотел быть рабом иноземных захватчиков. Велло не раз предупреждал сельских старейшин, а через них и остальных мужчин, чтоб те считали патера, случись ему появиться здесь, вражеским соглядатаем и соответствующим образом встречали его. В Мягисте патер не должен найти ни одного сочувствующего. Ни одного!
XVII
Люди убрали с пожог толстые головни; пригодную землю между пнями вспахали либо взрыхлили мотыгами, бросили в нее семена и забороновали. До сенокоса еще оставалось время; перед тем как приняться за вырубку новой подсеки, решили сделать перерыв в работе, отдохнуть; парни и девушки могли денек повеселиться. Это было просто необходимо — иначе ни работать, ни справлять домашние дела стало бы невмоготу. Правда, они каждый вечер отправлялись на качели, пели и играли там, до зари бродили по лесным дорогам. Но этого было недостаточно — так пусть уж один день и одну ночь проведут вместе, пусть пошумят и порезвятся — тем лучше будут потом работать.
