Щит и меч, № 4, 1995 (сборник) | страница 52
— Вот и отлично. Теперь можно приступать к трапезе. У меня с утра маковой росинки во рту не было. — Он достал из рюкзака хлеб, бутылку шампанского, жареную еще в землянке медвежатину, сало, яблоки.
У девушки, кроме колбасы и консервов, ничего не было.
— Извините, я приезжала в Березовое по делам, и там у меня ни родных, ни знакомых.
— Да вы что. Хватит нам еды до самого Владивостока. Кстати, вам далеко ехать?
— До Хабаровска. Я оттуда. Бывали там?
— Приходилось. Пожалуй, один из лучших городов Дальнего Востока.
Валентин нарезал закуски, открыл бутылку шампанского. Лена принесла от проводницы стаканы.
Выпили за знакомство, за приближающийся Новый год, и Валентин, не бравший спиртного в рот более месяца, почувствовал, как закружилась голова. Захмелела и Лена, лицо ее раскраснелось и стало симпатичнее, настроение поднялось и она разоткровенничалась:
— Вы простите меня: о своей профессии я сказала неправду. Как-то сорвалось. Я торговый работник, а их сегодня не особенно обожают.
Валентин невольно усмехнулся. Везет же ему на торговых работников: Антонина была директором магазина, и эта пигалица…
— Вот видите, у вас даже вызвало улыбку.
— Да нет, я по другому поводу. Просто вспомнился один человек, кстати, тоже торговый работник. — Мелькнувший в воображении образ Антонины, эта интимная обстановка взволновали его, грустью отозвались в сердце, и он тоже разоткровенничался: — Мое отношение к торговым работникам, наоборот, очень обожаемое: женщина, которую я любил, была директором магазина.
— Где же она теперь?
Он помолчал: стоило ли рассказывать. Хотя какая это тайна?
— К сожалению, недалеко отсюда и, к сожалению, в недоступном для меня месте.
— Вот даже как. — Лицо девушки тоже вдруг погрустнело. — В исправительно-трудовой колонии?
— Как вы догадались? — поразился Валентин.
— Удел многих моих коллег. Я тоже еду из заключения. Почти два года отсидела. Вернее, отработала. Освободили досрочно за хорошее поведение и стахановскую работу.
— За что же вас?
— За то, за что нынче поощряют: приняла левый товар от частного лица, чтобы продать через магазин. Между прочим, отличное ювелирное изделие и недорогое: старый еврей поставлял нам, и мы, можно сказать, жили за счет него. Директрисе дали пять лет, мне два.
— А еврею?
— Его мы не выдали, сказали, что привезли из Чечни.
— Лихие девочки. Что ж вы откупиться не могли?
— Если б могли… Я всего второй год товароведом работала после техникума. Да и у директрисы ничего не было: нас грабили кому не лень — и высшее начальство, и рэкетиры. Кому-то недодали, вот нас и заложили.