Яблоневый сад | страница 74
Пишет размашисто, неровно, соскальзывая ручкой со страницы: «Из тёмных, грязновато-серых очертаний является лицо Репникова.
КОЛЕСОВ. Владимир Алексеевич! Я пришёл сюда с надеждой, что вы меня поймёте…
РЕПНИКОВ. Всё, Колесов. Разговор окончен! Вы не пришли сюда – нет, вы ворвались, по своему обыкновению! И не с просьбой, а с требованием! Да знаете вы, как называются подобные визиты?
КОЛЕСОВ (тоже вспылил). Не знаю. Я пришёл к вам с просьбой, но унижаться перед вами я не намерен. И если вы меня не понимаете, то это вовсе не значит, что вы можете на меня кричать.
РЕПНИКОВ. Так! Надеюсь, вы не будете меня душить. Здесь! В моём доме!..
Промелькивают неясные, но по-прежнему грязновато-серые абрисы, и снова – лицо Репникова.
РЕПНИКОВ. Кто впустил в мой дом этого проходимца?!
РЕПНИКОВА (пожала плечами). Я впустила. Открыла дверь, вижу – приятный человек… За что всё-таки ты его так не любишь?
РЕПНИКОВ. А за что мне его любить? За что?.. (Ходит вокруг стола.) Мне никогда не нравились эти типы, эти юные победители с самомнением до небес! Тоже мне – гений!.. Он явился с убеждением, что мир создан исключительно для него, в то время как мир создан для всех в равной степени. У него есть способности, да, но что толку! Ведь никто не знает, что он выкинет через минуту, и что в этом хорошего?.. Сейчас он на виду, герой, жертва несправедливости! Татьяна клюнула на эту удочку! Да-да! Он обижен, он горд, он одинок – романтично! Да что Татьяна! По университету ходят целыми толпами – просят за него! Но кто ходит? Кто просит? Шалопаи, которые не посещают лекции, выпивохи, которые устраивают фиктивные свадьбы, преподаватели, которые заигрывают с этой братией. Понимаешь? Он не один – вот в чём беда. Ему сочувствуют – вот почему я его выгнал! А не выгони я его, представь, что эти умники забрали бы себе в голову?! Хорош бы я был, если бы я его не выгнал!.. Одним словом, он вздорный, нахальный, безответственный человек, и Татьяна не должна с ним встречаться! Это надо прекратить раз и навсегда, пока не поздно!..»
Мужчина встаёт из-за стола, понуро ходит по комнате.
«Да, да, дорогой мой драматург! Юность, молодость обязательно нужно сломить, растоптать, унизить. Нельзя терпеть рядом с собой что-то оригинальное, своеобразное, живое, в конце концов! Вот вся философия репниковых – извечных российских надзирателей и гонителей. Мы привыкли подминать своё «я», расплющивать и ломать его. Нас все и всюду поучают, исправляют, и мы начинаем опасаться всплесков собственного «я». Боимся обвинений в нескромности. Как же, ведь «я» – это эгоизм, индивидуализм. Как стать самим собой? Как увернуться от репниковых и беликовых? Мне жалко Колесова, но, честно скажу, Александр Валентинович, и Репникова тоже жалко, потому что у них, репниковых, жизнь скучна и бесцветна. А в Колесова и колесовых мне хочется верить: Колесов уезжает, но, как сказал один мой товарищ, уезжает, чтобы непременно возвратиться – возвратиться к себе, истинному, настоящему, природному. Пьеса очищает и освежает наши души. Спасибо, Вампилов!.. Нет, я, кажется, никогда не закончу сценарий!»