– Ты обрезанный?
– Нет.
– Значит, ты не принял истинной веры. Так сказано в Законе.
– Меня крестил Петр.
Ошеломленный таким ответом своего собеседника, Шимон попытался загнать его в угол:
– И где же он это сделал?
– У нас, в Кесарии.
– Ты лжешь. Иудей не может пойти к необрезанным. Это было бы нарушением Закона Моисеева. И Ловец человеков знает об этом лучше кого бы то ни было.
– Иешуа из Назарета не отвергал никого. Он трапезничал со сборщиками податей, грешниками и падшими женщинами. Разве он тоже нарушал Закон Моисеев, совершая это, или же он исправлял его?
Шимон подошел к нему так близко, что его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица Лонгина. Напряжение достигло максимума.
– Это святотатство, центурион. Я буду вынужден либо проучить тебя, либо попросить убраться.
– Я больше не дерусь.
– Почему? Ты слишком стар?
– Это противоречит моей новой вере.
Шимон долго смотрел на него и наконец заявил:
– Я даю тебе два часа на сборы. Ты получишь еду и питье. Но если я увижу тебя здесь на рассвете, я уже не буду таким радушным хозяином.
Лонгин лишь молча кивнул и, глядя, как удаляется хозяин фермы, бросил ему вдогонку:
– На Голгофе.
Услышав эти слова, Шимон обернулся:
– Не понял.
– Я познакомился с Марией из Магдалы на Голгофе. А то, о чем я хочу ее попросить, может дать мне только она.
Дворец прокуратора, Иерусалим, Иудея
Это было высокое сводчатое здание, которое освещалось десятками небольших масляных ламп, вставленных в выемки в стене.
Каифа пересек просторный атриум, уставленный величественными статуями, которые, казалось, провожали его взглядами, когда он проходил мимо них по мраморным плитам пола. Он уже и ранее бывал в бывшем дворце царя Ирода. Первое время он отказывался заходить туда, чтобы не осквернять себя, но должность первосвященника вынуждала его поддерживать контакты с прокуратором Иудеи. После каждого такого посещения он совершал ритуальное омовение.
Вся обстановка этой твердыни подчеркивала римское могущество и бесчисленные привилегии, роскошь, которую позволяли себе военные, что говорило о дурном вкусе.
Интересно, что от меня могло понадобиться Пилату, раз он послал за мной в столь поздний час? – задавался он вопросом.
Идя на эту встречу, он надел парадную одежду: красный тюрбан, расшитый золотом, длинную просторную тунику, тоже красного цвета, и соответствующие его должности регалии, инкрустированные драгоценными камнями.
Он спустился по ступенькам и пошел вдоль бесконечной колоннады над садами, расположенными террасами. С хасмонейских валов открывался один из лучших видов на Иерусалим.
