— Я успела, — снова улыбнулась ведьма. Она куснула яблоко в третий раз и показала огрызок. — Я успела, а ты…
Удар бросил девушку на песок. Черный стержень с белым охвостьем торчал из груди, и серая льняная рубаха быстро темнела вокруг. Почувствовав, как из головы вытекает дурная, зудливая лихость, Лау осел вдоль стены. Он наконец смог толком осмотреться вокруг — и задохнулся.
Тел не было. Нельзя же назвать телами сизо-багровую кучу требухи, костей и мышц? Кто-то еще стонал, отдельные органы сокращались, пульсировали кровяные ручейки. Но было ли это движением жизни? Вряд ли. Скорее, агонией, вечно обитающей на границе двух главных царств: живого и неживого.
Шорох сверху повторился. Инквизитор взводил тетиву и накладывал на ложе новый болт. Лау вжался в стену. «Все, довыпендривался? — мелькнула ехидная мысль. — Страбон, Аристотель… В аду чертям будешь Страбона читать, умник». Он глубоко вдохнул, зажмурился и прикусил кончик языка.
Выстрела не произошло. Вместо этого, нечто толкнуло воздух прямо возле Лау с характерным суконным хлопаньем. Потом последовал звук удара о землю, тихий скрип, сдавленный вопль и рычание сквозь зубы. Раскрыв глаза, юноша увидел, что спрыгнувший со стены церковник сидит рядом, неуклюже подмяв одну из ног под себя и разминая голень второй. Самострел валялся в стороне, а ведьма…
А ведьма, упираясь локтями, вставала с песка. Улыбка так и не сошла с губ, огрызок яблока был зажат в кулаке. Кровь почти перестала течь. Девушка села, склонила голову набок и посмотрела на инквизитора. Потом на Лау. Потом снова на инквизитора. Тот грязно выругался и потянул кинжал из висящих на боку ножен.
Тогда ведьма вскочила и побежала. Она шаталась, запиналась об останки тел, путалась в подоле юбки. Инквизитор тоже попытался встать, разразился новой богохульной тирадой, удержался на ногах и поковылял за противницей, словно побитый пес. Со стороны выглядело бы смешно — двое в полупотьмах, шатаясь пьяно и нелепо, играют в догонялки. Но все портили ошметки трупов и густой запах смерти.
«Не возьмет, — понял Лау. — Не успеет». Он тупо смотрел на открывавшуюся в неверном свете факелов картину. Во рту горчило, и не сразу стало понятно: видимо, в какой-то момент его таки рвало. Ветер крепчал, море бурлило, два силуэта бежали к берегу.
Внезапно для себя юноша подпрыгнул на месте. Голова закружилась, но падать обратно было неуместно. Схватив самострел и проверив, не потерялся ли снаряд, Лау припустил за инквизитором.
