Пёс Господень - Александр Иннокентьевич Лепехин

Солнце падало за набегающие на берег волны. Лау пришла в голову мысль, что где-то там, на краю горизонта, сейчас раздаются оглушительный грохот, шипение и треск. Он бывал в кузне и видел, что происходит, когда раскаленную поковку окунают в воду. Багровый солнечный диск вызывал ассоциации.

Впрочем, напомнил он себе, никакого края горизонта нет. Страбон же писал, что на самом деле наш мир — огромный шар. На море это заметно особенно хорошо. Лау вздохнул и отвернулся.

По правде сказать, он не знал, куда не хочется смотреть больше. Море означало воспоминания. А берег…

А на берегу складывали костер.

Добрым, надежным пеньковым линем к столбу в центре была примотана женская фигурка. Девушка выглядела такой хрупкой и уязвимой, что казалось — затяни веревки потуже, и они разрежут ее на неровные части. Светлые, в тон песка, волосы полоскались по ветру, бирюзовый взгляд растерянно и непонимающе метался от сложенных под ногами вязанок до перетаптывающихся неподалеку селян. Лау снова вздохнул.

Ведьма — а обвиняли именно в этом — была такой же пришлой, как он сам. Около года тому назад ее обнаружили возвращавшиеся с лова рыбаки. Остатки разбитой лодки лежали на одной из шхер. Морской закон не знает вторых толкований: найденного в беде — спаси. Девушку привели в чувство, выходили. Выслушали слова благодарности, сочившиеся сквозь рыдания.

По ее словам, плыла она из Кале в Дувр вместе с родителями, но на привычном маршруте внезапно случился шторм. Горю посочувствовали. Тогда как раз отошла в лучший из миров сельская знахарка. Хата, стоявшая на отшибе, пустовала. Какая-никакая, а крыша над головой. Что еще нужно человеку, вырванному из соленых лап морской погибели?

И что занятно, спасенная вскоре занялась ровно тем же, чем и прошлая владелица дома. Ходила в холмы за деревню, приносила домой пучки трав и мешочки кореньев. Рылась в рыбацких сетях, собирая диковинную водную живность. Сушила, варила, мариновала и ставила на полки. А однажды вправила вывихнутое плечо сыну старосты, наложив повязку с полынью. Тут ее и вовсе вроде как за свою признавать начали. Но, видать, не всем по нраву пришлась.

Возле костра стоял и хмурился черно-белый инквизитор. Он тоже поглядывал на толпу, но в отличие от ведьмы, цепко и озабоченно; словно овчар на отару. Можно было предположить, о чем он думает: с ним — пятерка мечников да командующий ими рыцарь. А с другой стороны — десятка три матерых, испокон веку кормящихся с моря местных. Нехороший расклад, случись что.