Вулфман пожал плечами:
– «Свобода воли» просто термин. Речевой оборот. Фигура речи. Без конкретики, без четкого определения. С точки зрения науки свободу воли нельзя ни доказать, ни опровергнуть.
Хотелось крикнуть: родители учили меня верить в свободу воли! Учили, что у каждого есть душа.
– Для большинства свобода воли – иллюзия, – сухо продолжал Вулфман. – Приятное заблуждение, сродни вере в рай: пусть никто его не видел, но сама мысль успокаивает. На практике свобода воли – это как сказать паралитику: «Поднимайся и становись олимпийским чемпионом – кто тебе мешает?»
Я нутром чуяла: Вулфман не прав и приведенный пример совершенно некорректен, но не могла объяснить почему. Меня захлестнула волна отвращения – человек из друга резко превратился во врага.
В памяти всплыли протестующие голоса родителей, но слов было не разобрать.
Доверяй внутреннему, а не внешнему. Слушай сердце, а не государство.
От переполнявших меня эмоций дрожали руки. Глаза наполнились слезами. Айра Вулфман, моя единственная надежда, одним махом возвел между нами стену.
Одногруппники зевали и прилежно конспектировали.
Заметив выражение моего лица, Вулфман смягчился:
– Хорошо, мисс Энрайт. Зайдите ко мне после лекции.
* * *
В итоге я все выложила.
Как и репетировала, как и предвкушала, как и опасалась, воображая последствия.
Я сказала, что меня зовут не Мэри-Эллен Энрайт, однако он помешал мне назвать свое настоящее имя.
– Но почему?
– Мисс Энрайт, вам прекрасно известно почему.
Страдальческая гримаса, сузившиеся глаза, настойчиво избегавшие моего взгляда.
– Но мне казалось… Доктор Вулфман, позвольте мне договорить. Пожалуйста.
– Зачем?
Раскрасневшись от волнения, он то и дело посматривал на незапертую дверь в коридор.
Я не нашла в себе сил ответить на безжалостный вопрос. Зачем? Чтобы хоть как-то скрасить отчаяние и одиночество. А еще потому, что я вас люблю.
Если Вулфман и вправду изгнанник, он явно приспособился к Зоне 9. Возможно, его сослали сюда совсем юным студентом, за годы он пообвыкся и, несмотря на конкуренцию, достиг определенных успехов в научном сообществе. Преподаватель в государственном университете Вайнскотии. Правая рука великого профессора Акселя, выпускника Гарварда. Собственный кабинет – пускай небольшой и на двоих, но зато в историческом здании Грин-Холла с его высокими потолками, изящной лепниной, резными лестницами и паркетом.
Стол Вулфмана помещался у единственного окна. В шкафу теснилось множество книг в твердых и бумажных обложках: преимущественно труды Дарвина, Павлова, Уотсона, Торндайка, Скиннера. Напротив стола висела завораживающая репродукция – как позже выяснилось, копия «Звездной ночи» Винсента Ван Гога (странный выбор для психолога-бихевиориста – слишком красиво и таинственно!).
