— Неосторожно, Людмила. Этот Данила что за человек?
— Служил в милиции. Потом женился у нас, осел. Хороший человек... Только, кажется, он стал за мной следить.
— Совсем плохо.
Майор задумался. Потом решительно сказал:
— Ситуация интересная. Ты как считаешь? Интересная? Самый раз тебе в город перебираться.
— Я за родителей беспокоюсь. Узнают люди, что у немцев служу, возненавидят их.
— За родителей не тревожься. Что-нибудь придумаем. Главное, тебе устроиться надо. А потом и мне. И вот что, Сергея Павловича нет. Я Ланге. Карл Эрнестович Ланге.
18
С прошлым было покончено. А что ждет в будущем? Сухаревский дочитал приказ коменданта, зябко повел плечами, оглянулся.
Неширокая песчаная улица пустовала. Сухаревский вытер лоб, снова начал читать приказ. "Неужели немцы и вправду захватили документы? — подумал он. — Неужели захватили? Ну, это черт знает какая беспечность. Все жгли, а бумаги забыли. У нас всегда так..."
Он разозлился. Сам не знал, на кого. Может, даже на себя. Надо же быть таким беспечным! "Нет, вероятно, все же сожгли. Дом сожгли. Значит, и бумаги сгорели. Лгут люди. И никто ничего не знает".
Ему стало веселей. "Надо сделать только один шаг, — подумал он. — Хоть немцы и не дураки, но им некогда до всего докапываться. А за это время я успел бы заслужить доверие. Я — жилистый".
Сухаревский медленно шел по скрипучему деревянному тротуару. В огороде за невысоким тыном доцветали маки. Их облепила стайка воробьев. Маки клонились к земле. Сухаревский поднял камень, бросил его в эту шумную стайку — воробьи улетели. Вдруг он подумал, что поторопился сжечь партийный билет. Зачем он сделал это? Кто поверит, что он уничтожил его, а не спрятал? И вообще, поверят ли, что он порвал с прошлым? Как это доказать?
Прошлое следовало за ним, словно тень, и он не знал, как от него избавиться. Надо было, пока не поздно, на что-то решаться. Может, пойти самому и сказать: "Вот я, Сухаревский Василий Васильевич, бывший военный и коммунист, пришел к вам... буду верно вам служить..." И все же было страшно.
Уже два дня Сухаревский жил в Елагах — поселке, что раскинулся вдоль полотна железной дороги. Барак, в котором он нашел пристанище, выходил окнами на старое паровозное кладбище. Тут в довоенное время в паровозных топках и покореженных вагонах прятались от милиции воры, отсюда они налетали на тихие улицы поселка.
В Елагах, казалось, проще затеряться среди разношерстного и не очень интересного люда. Но получилось иначе. Сосед по бараку, краснощекий, с разноцветными глазами, Устин Лакиза, появился с утра, принес бутылку спирта, а когда Сухаревский отказался пить с ним, обиделся:
