На последних словах мой голос дрогнул. Из глаз снова полились слезы. Горло сдавило так, что я едва дышала.
– Обещай мне, что всегда такой и останешься. Вскоре нас ждут очень нелегкие времена, и мне нужно твое обещание. Обещай, что останешься такой же, как сейчас.
Его голос сделался еще слабее, но глаза пристально всматривались в мои. После каждого слова он делал паузу, будто речь отнимала у него последние силы.
– Что ты хочешь этим сказать? – еле выдавила я.
– Просто… обещай, что останешься сильной.
Меня удивил странный напор в его голосе, различимый даже сейчас. Я не хотела тратить драгоценные минуты на расспросы и споры.
– Обещаю, папа.
– Вот это моя девочка, – с заметным облегчением сказал он и снова закрыл глаза. – Моя маленькая девочка. Как я счастлив, что мы увиделись накануне…
– Папа… – успела прошептать я.
Из моего горла вырвался очередной судорожный вздох. Отец терял свет жизни. Его и без того бледное лицо стало еще бледнее.
– Папа, прошу тебя. Я люблю тебя…
– И я тебя люблю, Грейси.
Его голос был почти неслышим. С лица исчезали последние признаки жизни. Рука, которую я держала, совсем обмякла.
– Я всегда буду с тобой, – пообещал он, приоткрыв глаза и посмотрев на мои, мокрые от слез.
Я кивнула и, не то вдохнув, не то всхлипнув, сказала:
– Знаю, папа.
У меня дрожал подбородок. Теперь я плакала беззвучно, прерываясь на судорожные вдохи и выдохи.
– Я люблю тебя, папа.
Я смахнула слезы, мешавшие смотреть. Они скатились по щекам и упали на наши соединенные руки. Отец уходил из этого мира. Такие уходы я уже видела многократно.
– Папа, я очень, очень тебя люблю.
Я повторяла это снова и снова. Прежде я редко признавалась отцу в любви. Пусть слышит теперь. Ему нужно это услышать.
– И я тебя люблю. – несколько секунд он смотрел на меня, затем снова закрыл глаза. – Моя прекрасная доченька… Я люблю тебя.
Мне больно кольнуло в сердце. Отец едва слышно выдохнул, и его грудь опустилась. Слезы мешали смотреть, но я увидела, что она больше не поднялась и легкие отца не получили новой порции кислорода. Его лицо посерело. Он лежал не шевелясь. Пальцы, слабо сжимавшие мою руку, разжались. Последний огонек жизни погас, оставив тело холодным и пустым.
Отца не стало.
Я зажмурилась, упала ему на грудь и заплакала. Мои слезы были обильными, но тихими, непохожими на судорожные рыдания, вырывавшиеся у меня в день возвращения. Это были слезы горя, принятия случившегося. Они текли, скатываясь с вздрагивающего подбородка.
