Рыжий залился смехом.
— Ой, уморил. На такой дружбе далеко не уедешь. Нет, ищите дурня не в нашей хате.
Антон и Яшка посмеялись вместе с Афонькой, а потом вдруг, перейдя на серьезный лад, предложили ему поехать копнить сено. Рассказали, как прошлую ночь старались, старались и зря. Все их копны ветер раскидал, как бык рогами. Председатель взбучку дал и сказал: если не сложите, никакого «кина» не будет.
— Помоги, Афонь, — Антон протянул к Афоньке руку и потрогал его за пуговицу. — Мы сегодня в ночь опять идем.
У Рыжего забегали зрачки. Не знал он, видно, как поступить: идти на дружбу или по-другому повернуть. Наконец решился.
— Сколько дадите?
— Десять копеек глотай сейчас, — Антон поскреб рукой в кармане и достал оттуда белую монетку, — а остальные десять — после. Идет?
— Не-е-е, — протянул Афонька и потер ладонью о ладонь. — Моя шея дороже стоит. Хомут у вас вон какой, на всю ночь.
Выразительно плюнув, он пошел с пригорка, не оглядываясь, мелкими шажками. Пересек пепелище, повернул в переулок и скрылся.
Антон побежал по следу, махнул Яшке рукой. В пыли остались четкие отпечатки Афонькиных ног. Антон приложил к следу ладошку.
— Чего ты тут нюхаешь? — спросил подошедший Яшка.
— Меряю лапу… Как думаешь, придет Афонька сегодня в луга?
— Кто знает, — прикинул Яшка, — когда Афонька дурак-дураком, а когда хитрый, змей. Схожи следы с теми, что на берегу были?
— Схожи. Все равно попадется, — уточнил Антон.
— Но брать Рыжего надо на месте, чтоб и пикнуть не успел. А теперь пошли искупаемся.
Яшка обнял Антона, и так, в обнимку, они зашагали к реке.
* * *
В полдень на купальне столько ребят собралось, что Самара закипела — точь-в-точь галушки из белой муки варятся. И всюду только и разговору об Афоньке и убитом им аистенке.
Яшка, купаясь, рассказывал всем, что завтра он уезжает в Киргизию, пойдет в горы. Ему все завидовали, и не меньше других — Антон. Дальше районного центра он еще не был. С цыганами, правда, был аж за Павлоградом, так это не в счет — за целый день он из кибитки ни разу не выглянул. Подумает, подумает Антон о Киргизии — сердце замирает. Далеко — неведомо, как далеко. Никому не известно, сколько километров. Люди там говорят не так, и одеты не так, и весь мир окрест совсем иной. Вот так додумается Антон до того, что сам себе перестанет верить. Выгонит все из головы — брехня. Ничего такого и быть не может. Все везде должно быть точнехонько, как на берегах Самары, а если не так, то все это неправда. Его родное село — самое главное на всем белом свете. Вот только, может, Петропавловка чуть больше, да еще, говорят, Москва, которую и за целый день не обойдешь.
