– К лучшему, – улыбнулась ему мельничиха. – Я вас наверху положу, а Козьму – на печку. Наверху у нас покойно, тепло.
– Ох, чтой-то у меня ногу пересадило... – морщась своим пьяным личиком, пропищал мельник, хватаясь за правую ногу.
– Спать тебе пора. – Мельничиха взяла его, чтобы снять с груди, но в этот момент мельник выронил свой наперсток и он, прокатившись по большому телу мельничихи, упал под стол.
– Ну вот, Семен Маркыч, и стакан ты потерял. – Любовно, словно ребенка, мельничиха посадила его перед собой на край стола.
– Чё?.. Какое-такое? – лепетал совершенно пьяный мельник.
– Такое, – вздохнула она, встала, подхватив мужа обеими руками, отнесла к кровати, положила на нее и задернула занавеску.
– Ложись, ложись... – Она зашуршала подушками и одеялом, укладывая мужа.
– Разбуди меня завтра пораньше, – сказал доктор Перхуше.
– Как рассветет, так сразу, – закивал тот своей рыжей сорочьей головой.
Видно было, что он захмелел от водки, тепла, еды и тоже уже хотел спать.
– Чтобы всех... всех... всех... – слышался за занавеской пьяный писк мельника.
«Быдто сверчок стрекочет...» – подумал Перхуша и заулыбался своей птичьей улыбкой.
– Та-исья... Таись... давай сладостр-а-астиями обложимся... – пищал мельник.
– Обложимся. Спи.
Таисья Марковна вышла из-за занавески, подошла к гостям, присела и заглянула под стол:
– Где-то...
«Хороша баба», – подумал вдруг доктор.
Присевшая и смотрящая под стол своими блестящими, слегка застывшими глазами, она вызвала у него желание. Она не была красивой, это было заметно особенно сейчас, когда доктор видел ее лицо сверху: лоб у нее был низковат, подбородок тяжеловат и скошен вниз, лицо в целом было грубоватой, деревенской лепки. Но ее стать, ее белая кожа, ее полная, колышущаяся грудь возбуждали доктора.
– Вот... – Она протянула руку под стол, склонила голову.
Ее волосы были заплетены в черную косу, а коса уложена вкруг головы.
«Сладкая баба у мельника...» – подумал доктор и вдруг, устыдившись своей мысли, устало вздохнул и рассмеялся.
Мельничиха выпрямилась и с улыбкой показала мизинец с надетым наперстком:
– Вот как!
Она села за стол:
– Любит из моего наперстка пить. Хоть и стаканчики имеются.
И действительно – на столике мельника, среди маленьких тарелок стоял и маленький стаканчик.
– Я б спать пошел, – с жалобой в голосе произнес Перхуша, переворачивая кверху дном свой чайный стакан.
– Ступай, родимай. – Мельничиха сняла наперсток с пальца и тоже вверх дном поставила его на перевернутый стакан. – Там на печке подушка да одеяло.
