Мы уже вплотную приблизились к партизанскому лесу.
Немцы в этих местах стоять не решались: пуща, болота кругом. Появлялись только в блокаду. Как начнут бомбить — значит у них готовится наступление. Жди мотоциклистов. А то и на танках явятся.
Все тогда уходили из деревни подальше в лес. А раненым как уйти?
Для них строили тайные землянки. Сверху елочка растет, а под ней люк и глубокий погреб, чтобы даже громкого стона не смогли расслышать сверху.
Сестра всегда оставалась до конца с беспомощными, неподвижными людьми. На всякий случай у нее была граната, чтобы не даться живыми.
Очень тяжелой была для всех блокада сорок второго года, когда немец на всех фронтах снова попер в наступление. Весь лес забросали тогда с самолета листовками: «Выходите, сдавайтесь, Советам — капут!»
Радисты принимали тяжелые сводки с фронтов, а фашисты здесь, в глубоком военном тылу, действовали с наглой уверенностью, что дни партизан сочтены.
Против трех партизанских бригад двинули целую дивизию — свыше двадцати тысяч солдат и офицеров, минометы, пушки, самолеты. Неумолчная канонада огневым кольцом сжимала леса.
У партизан еще не было настоящей силы, пришлось отойти в глубь непроходимых топей, уводя от вражеской расправы громоздкие обозы — мирное население, раненых.
Деревня в ту блокаду была подчистую ограблена, не осталось во дворах ни одного цыпленочка. Собак и тех перестреляли.
Немцы простояли до зимней стыни, потом быстро в одну ночь снялись. Почерневшие измученные люди поздравляли друг друге: «Наши пошли в наступление по Сталинградом, живем!»
В лесной глуши, за сотни и сотни верст от линии фронта, знали: Сталинград помогает Белоруссии, Белоруссия, сколько у нее есть сил, оттягивает враг на себя. Те боевые части фашистов, что беспрерывно месяцами держали под своим прицелом лесные пущи, не могли пойти на прорыв Сталинградского кольца. Их не было под Миллеровом, Кантемировкой, Калачом, и, значит, нашим там, на фронте, было легче.
Лидия Константиновна начала рассказ со своей истории, а закончила историей, принадлежащей каждому! У всех так получается.
И снова это наваждение: каждая черта ее лица странно знакома, словно еще раньше предугадана, И приветливость, и быстрая ловкость в движениях... Две ее дочери-школьницы сразу становятся нашими друзьями, ведут на огород, где поспел горошек, зовут в лес за боровиками. В хате тикают ходики, кот умывается на домотканых половиках, среди цветов на окне запуталась оса. Все это мы тоже знаем, столько раз встречали пса селам. Даже печка на знакомом месте у дверей. МИ медлим уходить из этого дома, ставшего почти своим!
