Статная колхозница сгребает сено у околицы. Ей помогают дети. Младший, с белой, как одуванчик, головой, безостановочно носит к большой копне полные горсти сухих травинок. Старший уже обгоняет в работе взрослых, худощавый, ловкий, с ясным, как у матери, взглядом.
Пятеро помощников у Зинаиды Антоновны. Кроме мальчишек, еще три дочери — Света, Тома и Галка. Каждая на свой лад хороша. Одна — задумчивостью, другая — живостью, третья — детской ласковостью. В каждой Зинаида Антоновна подмечает свое: дети незаметно берут у матери все, что им понравится. Разве ей что-нибудь для них жалко? Все отдаст.
Нет, не все. Не дай им бог взять у нее все! Пусть возьмут ее жизнь, но есть один день, который она оставит навсегда себе, только себе.
День этот — 3 марта 1944 года. Он никогда не затеряется среди других, не сотрется, не избудется.
Какой белый, какой снежный свет вливался в окна отцовой хаты! И она, двадцатилетняя, похолодевшая, как тот снег, все смотрит, не может глаз отвести от того, что за окном, не может с места сдвинуться.
Хата была крайней к лесу, и сидел в ней в то утро человек из отряда. Зинина мама только что поставила на стол горячую картошку, как где-то близко ударил автомат.
Партизан успел выскочить из дома, успел в своем маскировочном белом халате добежать до самой опушки, но здесь разрывная пуля ударила ему в грудь.
Отец тоже не ушел далеко. Обливаясь кровью, притаился за домом. Деревня была окружена немцами.
«Сидите здесь! Не пущу!» — раскинув руки, закричала мать дочерям.
Известно, что будет, если заметят бегущих из хаты людей. Хату обольют бензином и запалят.
Зина замерла в узком простенке между двух окон, а там, всего в нескольких шагах от нее, по улице, уже гонят толпу девчат, всех ее деревенских подружек. Окружили собаками, толкают в спину автоматами, не дают на дом родной оглянуться в последний раз. Крики, плач, мычание коров, истошное кудахтанье по всей деревне от сараев — там потрошат кур. И весь этот шум большой беды мертвыми стежками прострачивают автоматные очереди.
Каратели торопились, офицер не заглянул в крайнюю хату — Зина так и осталась стоять, прижавшись к стене.
Всех ее подружек увели, погнали в рабство в Германию. Больше она их никогда не видела.
Мужчин в деревне не обнаружили — так расправились с пацанами, чтобы ни одного мстителя не осталось. Даже шестилетнего племянника Зины убили на руках у матери, прошив обоих из нескольких стволов. Двадцать пять пуль в молодой женщине было. У мальчика, когда его женщины обмывали, сосчитать не могли. А когда увидели гитлеровцы семнадцатилетнего хлопца в одной хате, так разъярились, что навели на эту хату орудие и разнесли ее в щепы.
