— А знаешь, — сказала я этому до зубов вооруженному разбойнику самым приветливым голосом (оказывается, был у меня такой, я просто не знала), — наша речка течет до самой Волги, а по Волге плавают пароходы.
Сбитый с толку Изя нахмурился и уже не так уверенно пробормотал:
— А мой папа...
Бормочи, бормочи. За несколько мгновений, одолев бесконечно долгий путь, я стала другой и могла теперь скрыть негодование и обиду. Стыд перед собой, оттого что пришлось отступить от справедливости, затаился. Его как будто даже и не было. Осталось одно. Если он меня сейчас здесь побьет, все-все-все кончится. Я сама перестану быть.
Меня еще никогда не били.
Как ни в чем не бывало принялась я развивать свою пароходно-речную тему. Про пароходы мне перед самой войной купили книжку. Я прочла ее несколько раз и помнила почти наизусть.
Изя читать не умел. Он привык слушать.
Когда мои рассказы начали понемногу истощаться, открылась дверь и вошла Броня. Она разрешила нам вставать.
— Ма-а-а-ма, — затянул осоловевший Изя. — Я спать хочу. А что ты мне купила?..
Взрослые иногда говорили при нас друг другу: «Сдали Киев», «Окружили Ленинград», «Уже под Сталинградом». Не зная географии, мы читали по лицам, что нам становится все хуже и хуже.
Про Минск никто не говорил. Если в поселке спрашивали: «Откуда вы такие приехали?», то, услышав ответ, всегда скучнели и переводили разговор на другое. Как будто Минска вообще не существовало на свете, и нечего было тратить время на всякие выдумки. Мы догадывались, что до нашего дома теперь очень далеко, все дальше и дальше.
Красивая Ядвига Павловна и все молодые воспитатели вместе с маленькой медсестрой из изолятора однажды вечером уехали и больше не вернулись в детский дом. Нам сказали потом, что они ушли на фронт.
Ольга Александровна все чаще пропадала по делам, и ее по нескольку дней не бывало с нами. Без нее пустел дом, больше ссорились, громче и злее разносился по комнатам голос Брони. У нас не ладились игры, и мы то и дело выбегали на крыльцо: не появится ли на дороге знакомая повозка.
Ольга Александровна возвращалась с измученным лицом, привозила неполный мешок с крупой. Может, ей долго не хотели его выдавать в неизвестном нам городе? Может, там склады с большими замками и свирепые охранники никого не подпускают близко?
Однажды она вернулась очень быстро, наверное, с полпути и вошла в столовую, когда мы еще завтракали. В то утро Броня выдала нам лишь по кусочку ржавой селедки.
