И лишь когда она звала к себе Изю, глаза ее снова становились растроганными и блестящими. Изя — ее сын. Она часто повторяет нам в назидание, что он исключительно хороший мальчик.
— Сейчас я тебя буду бить, — лениво сообщил мне на мертвом часе Изя, когда ему надоело лежать с закрытыми глазами. Броня строго-настрого наказала не шуметь и ушла на базар.
— Я тебя побью, — немного оживленней повторил Изя, — чтобы ты не спорила, если не знаешь. У моего папы орден боевого Красного Знамени.
Он замолчал, ожидая возражений. Все знали, что Изин папа всегда работал в магазине и никаких боевых дел на его счету не было. Неслыханная наглость толстого мальчишки, который раньше никогда не задирался, а старался пристроиться под начало к кому-нибудь посмелее и поумнее, застала меня' врасплох.
А он расходился все больше.
— Мой папа получил орден за Халхин-Гол. Он был там командиром. А сейчас становится непривычно задумчивой и спокойной. А сейчас у него целый полк и черная кожаная куртка с ремнями. И своя машина... Ну, будешь спорить? — Шепот его стал злым и, ухватившись пухлой рукой за край моей раскладушки, он подтянул ее вплотную к своей.
Вскочить? Позвать других ребят? Стукнуть нахального Изю?
Мне и в голову это не пришло. Слишком много за последнее время случилось такого, с чем ничего нельзя было поделать.
Ведь вместо того, чтобы закончиться нашей победой, война неудержимо разрасталась и катила, как на скором поезде, за нами следом. А мы отправились в обратную от дома сторону и заехали в голодный поселок, остриглись наголо, оделись в одинаковые некрасивые платья — и ничего, живем, мертвый час у нас после обеда.
Еще одна скверная перемена заставила только привычно сжаться сердце. Значит, так надо в этом беспорядке, который установился кругом. Изя теперь может врать сколько влезет и даже бить меня, когда захочется. Он не такой, как мы все. Его уже не потеряют родители. Мама целый день не спускает с него глаз и приносит ему в постель жареную картошку на сковороде. И о папе своем он все знает. Когда нас увозили с дачи, Изин папа оказался на станции и проехал с нами в одном поезде почти до Москвы. Теперь он пишет письма, от которых наша воспитательница становится задумчивой и спокойной.
А где наши папы и что теперь с нашими мамами в том, оставшемся под бомбами мире?
Изя сильнее меня в сто раз, в тысячу раз. Как самолет с пулеметами сильнее безоружного человека. И мне придется спасаться самой как могу.
