— Когда нас познакомили, она была в светлом платье в полоску, как будто мы встретились в парке в воскресенье и никакой войны нет. Но я-то знала, что она только что переправила в лес группу наших военнопленных. Из-под носа у немцев увела, головой рисковала, — женщина с орденом на жакете говорила четким командирским голосом, откинув назад красивую голову, как будто выступала с трибуны.
Ее перебила самая старшая среди них, с сумрачными темными глазами:
— А ты вспомни, вспомни, у нее всегда была какая-то печаль. Нет, она держалась спокойно, ни на что не жаловалась, других подбадривала, но глаза... Особенно когда на сына смотрела. Может, сердце подсказывало...
Она глянула на нас, не договорила и начала вспоминать про блокаду и как они жили в лесу в землянках, а потом был бой и погиб любимец отряда — Миша.
Молодая встрепенулась и предложила в честь Миши спеть партизанскую песню. Недопев куплета, они опять заговорили о своем, перебивая друг друга.
И странное несоответствие между тем, что они вспоминали, и радостным их оживлением все больше мешало мне понять: так что же они знают и с чем пришли?
Отец все реже вставлял в разговор свое гостеприимное: «Ну а теперь — за ваше здоровье!» Он уже не скрывал, что ни есть, ни пить не может и сидел молча, опустив на стол стиснутые руки. Гостьи обращались друг к другу, у них было столько общих переживаний. И постепенно мне стало казаться, что между ними и нами пролегла какая-то граница. Они — по одну сторону, со своими воспоминаниями и теперешней новой жизнью с орденами и почетом. А мы — по другую.
В ночь, когда фашисты арестовали маму, эта женщина с темными глазами находилась совсем близко, рядом — всего за три дома. У нее было свое задание, и она ночевала в том же поселке. Утром страшную новость принесла перепуганная соседка, и в окно было; видно, как расхаживают по улице усиленные наряды немецких солдат. Она ждала: сейчас и меня. Но обошлось, ее здесь почти никто не знал, и, дождавшись темноты, она выбралась в отряд.
А эта красивая гостья с орденом? Может, она встретила маму у командира отряда в тот, самый последний, раз? Тогда, миновав вместе с Сашей не одну вражескую заставу, они пришли, чтобы остаться здесь, в лесу, со своими. Уже был объявлен в районе негласный розыск опасной партизанки и обещана награда тому, кто ее выдаст. Продолжать работать на виду у врага, где каждый мог опознать, было верной гибелью. Командир стегал веткой по голенищу и повторял, глядя в сторону:
