Каждое женское лицо казалось теперь врагам подозрительным. Нечего было и думать даже просто выйти из дому.
Вот в такое время тихонько постучали в окно, за которым, затаившись, ждали беды.
Этот стук не смолкал потом для меня много лет. Откройте скорее, поверьте, пока есть время, запомните имя и все до последней черточки, без чего потом не отыскать человека! Поздно. Теперь не выйти навстречу, не узнать в лицо, не переспросить трижды каждое слово. Оборвана нить, брошенная через неизвестность, и где ее конец — не отыскать.
На стук не отозвались. Долго рассматривали из-за занавески, кого это принесло в такое недоброе время. Незнакомка. Бледная, плохо одетая — сразу видно, что беда ее гонит. Так и чудились преследователи у нее за спиной. Решили не открывать. Зачем лишний риск?
Но она не ушла. Стояла под дверью, и во всей ее застывшей фигуре, в напряженно поднятой руке было упорство отчаявшегося человека. Хозяйка сказала из-за двери:
— Уходите, у нас больные, открыть не можем. Женщина глухим голосом отозвалась:
Мне нужна Настя, пустите.
Настя?! Откуда ей известно имя? Рой догадок завертелся, окатывая то холодом, то жаром. Провокация? Но тогда зачем так тянут? Может, случайное совпадение... Или вправду своя?!
По обе стороны двери приготовились ждать. Потом решительно загремел отпираемый засов.
— Я от Марины, — сразу сказала неизвестная Анастасии Фоминичне. — Видела ее в тюрьме. Она уже не выйдет. Последняя ее просьба — передать вам, что все выдержала, никого не подвела, можете работать спокойно. Ее выдала учительница.
Женщину ни о чем не расспрашивали. Она сразу ушла, ей надо было как можно быстрее скрыться из города.
Неразличимая среди других людей, она канула как ключ на дно колодца. В каком городе искать ее? И как назвать? Бежавшую из минской тюрьмы в ноябре 1943 года, свидетеля, у которого нет даже имени...
ГОСТИ
Однажды отец вернулся с работы раньше обычного, выложил на стол какие-то свертки и объявил:
— Готовьтесь встречать гостей, дорогих гостей.
В сердце так и толкнулось: наконец-то и у нас! У всех соседей время от времени случалась веселая суматоха, с одалживанием по всему дому стульев и тарелок, с радостной беготней на кухню и обратно, с песнями из окон на весь двор. Дети из этих праздничных счастливых комнат выходили к остальным с кусками пирогов, пахучими кружочками колбасы в карманах и принимали общее восхищение и зависть.
С тех пор как мы остались одни, к нам лишь изредка заглядывал кто-нибудь из знакомых поговорить с отцом — так это разве гость?
