Юлиан торопливо пробежал по улице, но девушка, как сквозь землю провалилась. Чертыхнувшись, Юлиан медленно пошел в сторону нового сельсовета.
В широкой, просторной горнице ярко горела лучина.
Как в крепостные времена, даже лампы керосиновой не нашлось.
Максим яростно вышагивал по горнице. Червленые щиты, старинное оружие, развешенное по стенам, время от времени пересекала мятущаяся, черная тень комиссара. Максим сердито зыркнул на застывшего, у порога Студента.
— Замерз, что ли? Садись за стол, перекуси и дуй к Карпенко, наверх. Слышишь, как заливает?
Со второго этажа доносился раскатистый храп Карпенко.
Юлиан, прошел в горницу, сел к столу, придвинул кувшин со свежим парным молоком, деревянную кружку и холстину, на которой лежали: полкаравая черного свежего хлеба, луковица, несколько огурцов, кусок сыра. В отдельной глиняной тарелке, лежали большие куски жареной рыбы. Юлиан шмыгнул носом, вспомнился метровый сом. Достал из кармана, кусок хлеба, который ему принесла на пост Устя, аппетитно потер руки.
Пока Юлиан ел, комиссар продолжал нервно расхаживать по комнате, разговаривая с самим собой.
— Староста, которого я назначил, глуп и неграмотен, читать, писать, не обучен, всем жена заправляет. Принес мне дощечки, а на них черточки. Говорит, что все записал. Не деревня, а полный набор психов. — Комиссар остановился напротив меча, висящего на стене, попробовал пальцем лезвие. — Музейные экспонаты. В Губернск свезем, в музей. И здесь, наверное, музей барский был, хорошо сохранилось. Небось, курган, сволочь буржуйская, разграбил. — Половицы вновь заскрипели.
— Я у него спрашиваю, ты о Ленине, деревня, что-нибудь слышал, о вожде революционного пролетариата? А, он мне — это не новый хан степной?
— Ленин — хан! — Максим хлопнул по кобуре.
— Чуть не расстрелял сволочь…
— Про великих председателей Совнаркома, то же не в зуб ногой.
Комиссар остановился напротив Юлиана, протянул жилистую руку.
— Вот этой рукой, я лично, здоровался с товарищем Троцким и его другом Сталиным. Какие революционные замечательные люди. — Рука сжалась в кулак, Максим поднес его к глазам. — Я неделю её потом не мыл. Я Ленина, в Питере, на броневике видел! Ты ешь, Студент, ты ешь. Завтра, сам устрою смотр их хозяйству. Чувствую, саботажем пахнет. Такое чувство, будто здесь собралось махровое кулачьё. После завтра в Губернск поедем, сюда надо прислать хорошего политработника и тачанку с пулеметом.
Тень комиссара беспокойно зашаталась по стенам.
