Юлиан охнул, вспомнив про Карпенко, и со всех ног, припустил в сторону ворот. Чья-то дворовая собака, радостно тявкая, бросилась следом за ним…
— Слушай Сидоров, ты что, через Перекатово добирался? Тебя что, в кругосветное путешествие, на восемьдесят дней отправили? — Эта фраза Карпенко нравилось, только по тому, что её часто повторял начальник Губернска. — Или ты шел караул менять? — Карпенко медленно поднялся с пола, с трудом отрывая от стены, затекшую спину. Он только недавно проснулся и сейчас чувствовал себя преотвратительнейше.
— Ты сам говоришь — тише едешь, дольше будешь, — попробовал отшутиться Юлиан.
— Медленно, это не значит, что совсем никак, — пробурчал Карпенко, вскидывая на плечо карабин. — Скоро народ по домам повалит. Деревня. — Карпенко окинул взглядом окрестные поля, на которых сворачивались полевые работы. Из-за дальнего холма поднималось облачко пыли, с выпаса вели коров.
— Как загонят последнюю скотину, можешь смело закрывать ворота. Без разрешения комиссара, никого не впускать и не выпускать. Курить есть?
— Ты же знаешь, я не курю.
— Плохо, — вздохнул Карпенко.
— Слушай Карп?
— Что молокосос, как ты меня назвал? — Карпенко угрожающе придвинулся к Студенту.
— Ну, ладно, Петр Иванович.
— То-то, — Карпенко самодовольно ухмыльнулся.
— Что ты думаешь, про эту деревню?
— Ничего, деревня, как деревня, только название странное — Тьматаракань.
— Я серьезно.
— И я серьезно, ничего особенного в этой деревне нет. Таких деревень пруд пруди не выпрудишь. Может, здесь староверы живут?
— А помнишь богатырей, которых комиссар выгнал?
— Ты серьезно? — Карпенко рассмеялся. — Так-то, бал-маскарад, на дурочке хотели выехать, душевнобольные. Ты же знаешь, у мужиков, с чувством юмора сложно. Хватит, Студент, лясы точить. Смотри за воротами. Если что стреляй, мы на помощь придем.
Карпенко хлопнул Студента по плечу.
— Смотри, не усни, студент.
— Пожрать, что-нибудь раздобыли?
— Раздобыли.
— Есть хочется, — Карпенко постучал себя по животу, тот ответил голодным урчанием. Медленно пошел по улице, что-то насвистывая.
Юлиан взобрался на башенку, с любопытством осмотрелся по сторонам. Из ворот выбегала широкая, наезженная дорога. Она плавно сбегала с холма, перебиралась через деревянный мост, обегала края дальних, колосящихся рожью, или пшеницей, полей, взбиралась на невысокий холм, из-за которого малолетние пастушки гиком и свистом выгоняли коровье стадо, и скрывалась в темнеющем, вечернем небе.
