— И? — заинтересовался воевода.
— Больше ничего не успел сказать, опрокинул кубок с медовухой и уткнулся лицом в жареных рябчиков. Утром, когда я спросил его про молодильные золотые яблоки, он от разговора ушел и смеялся, что я в такие байки верю. — Берендей, вздыхая, забрался в кресло.
— Значит, есть у него молодильные яблоки, — заключил Дубылом. — Он мой одногодка, а выглядит как огурец.
— И я того же мнения, — кивнул головой Берендей, поправляя корону.
— Да, такими яблочками не поторгуешь, — задумчиво протянул Копейкин.
— Почему? — спросил воевода.
— А ты представь, если все бессмертными станут?
— И что?
— Сожрут все, если умирать перестанут. Инфляция начнется и политический кризис.
— Смотря за какую цену продавать.
— Сказки это, — объявил шут.
— Сказка ложь, да в ней намек. Пошлю сынов и проверим, заодно и наследника определим.
Митрофанушка высунул язык и насмешливо посмотрел на Берендея. Царь смущенно отвернулся.
— Зачем тебе наследник, если молодым стать собираешься? — спросил Митрофанушка.
— Пшел вон, дурак, — рявкнул Берендей.
Митрофанушка не пошевелился.
— Вечером сыновьям волю объявлю. Ты, Копейкин, им суточные рассчитай, а ты, Дубылом, с амуницией вопрос реши. Пусть берут, что хотят. Дорога не близкая.
— Камнеметные машины мы разобрали, — пробасил воевода.
— Думаю, что они им не понадобятся. Все зависит от их сыновней любви и смекалки. На этом и порешим, — Берендей хлопнул ладонями по подлокотникам кресла.
Совет дружно поднялся и мешая друг другу, стал пихаться в дверях.
— Митрофанушка, ты задержись, — ласково приказал царь.
Шут толкнул Копейкина в спину, помогая выйти первым, повернулся к Берендею.
— Слушаю, батюшка?
Берендей дождался, когда двери закроются и спросил:
— Как думаешь, шут, стоит ли, Иванушку с братьями старшими посылать?
— Он твой сын, следовательно — имеет право на царство.
— Молод он, — Берендей тяжело вздохнул.
— В самый раз, молодому соколику все курочки — Рябы.
— Смеются над ним, говорят…
— Все лучшее, что говорят о старших…
— Вас, дураков не переспоришь. Под твоим влиянием, он превращается в еще одного шута горохового.
— Батюшка, шут не профессия, а призвание, талант от Бога дается, как и царствование, — Митрофанушка лукаво усмехнулся.
— Нашел с чем сравнивать, — нахмурился Берендей. — Ты мне лучше скажи, зачем он крылья сделал? Ты научил?
— Батюшка! — закричал Митрофанушка. — Сам ничего не ведал, ни сном, ни духом. Говорит, что летать хотел, аки птица.
— Птица, — фыркнул Берендей. — Как Икар, сиганул, всем на смех и мне позор в бороду, с крыши кремля. Хорошо, что ногой сломанной отделался, а не головой. Как нога?
