— Наука и насилие, повторяю, несовместимы!
— Никто не говорит о насилии. Говорят о мерах, которые могут быть приняты. Целесообразна ли ваша научная деятельность? — миролюбиво спросил коммивояжер.
— Целесообразна ли научная деятельность? — Артур Львович возмущенно фыркнул.
— Проходите-проходите, — посмотрев в мою сторону, милостиво разрешил коммивояжер.
— Племянник?
— Племянник, — подтвердил я.
— Сергей Петрович Журба?
— Так точно.
— Проходите, мне кажется, что вы должны принять участие в нашей дискуссии.
Я прошел через гостиную и уселся в углу в черное кожаное кресло под нелепым розовым абажуром.
— Ты знаешь, эти неучи утверждают, что я изобрел машину времени. Мечта Уэллса осуществилась! — Дядя выразительно посмотрел на меня и принялся нервно вышагивать по комнате.
— Бред, — хохотнул я.
— Мы давно следим за вашей работой. Профессор Любомудров, Иван Николаевич… — коммивояжер постучал по папке.
Дядя остановился перед ним. Презрительно посмотрел и высокомерно изрек:
— Профессор Любомудров бездарь и неуч.
— Не мне судить, — озадаченно пробормотал коммивояжер и призывно похлопал по папке. — Здесь собраны материалы, которые убедительно доказывают, что прошло предположительно несколько лет, как вы изобрели и опробовали в действии машину времени. Ведь это государственная тайна… — коммивояжер запнулся и оправившись добавил: — должна быть. Она не может принадлежать одному человеку.
— Чушь!
— Вы водите нас за нос, — осуждающе произнес Черный Человек.
Я громко, театрально расхохотался.
— Вы должны согласиться сотрудничать с нами, ведь мы представляем интересы государства, — убеждал коммивояжер. — Правительство в любую минуту, подчеркиваю, в любую минуту, может прикрыть ваш проект и выставить с государственной дачи.
— Вы не правительство, — ответил я.
— Я представлю его интересы, — возразил коммивояжер, — правительство устало финансировать ваши работы, Артур Львович. Вы сами только что назвали свои работы и опыты с пространством и временем безумием. Ваш проект не принес абсолютно никакого дохода.
— Дохода? Мои работы не безумны, а бессмертны, — дядя сложил руки на груди, приготовившись к дискуссии. — Мои работы обогатят общественную мировую науку, принесут пользу всему человечеству, выведут его из морального и нравственного тупика. Требую одного — не надо на меня давить и мешать работать.
— Это все демагогия. Никто вам работать не мешал и не мешает. Никто на вас не давит. У нас есть материалы, — постукивание по рыжей папке.
