– Петр Яковлевич! – В дверь просунулся Фарбман. – Вы не видели Глебова?
– Нет.
– Мне сказали, что он вроде шел сюда.
– Можете войти и проверить, здесь ли он, – ответил Должанский с тонкой усмешкой. Он тихо наслаждался собственным черным юмором, который мог понимать только он сам.
Фарбман вошел в кабинет и огляделся. Дверь за ним затворилась с легким скрипом.
– Агенты уже ушли? – небрежно спросил Петр Яковлевич.
– Что? – переспросил юморист. – Да, кажется, ушли и труп с собой забрали. А почему трубка Степы лежит под столом?
Опустив глаза, Должанский и впрямь увидел проклятую трубку, которая закатилась под стол и спряталась за ножку стола, поэтому он ее не заметил, когда заметал следы. Когда Петр Яковлевич поднял голову, с его лица словно сползла маска, и перед Фарбманом предстал настоящий Должанский. Стальные глаза были холодны как лед, он странным образом тотчас же перестал сутулиться. Юморист, инстинктивно сообразив, что дело нечисто, попятился к двери.
– Не подходите ко мне, я закричу, – пробормотал он. Должанский по-прежнему смотрел на него, как кошка на мышь, как хищник смотрит на пищу, не думая о том, что перед ним живое существо. – На по…
Их разделял стол, и сразу дотянуться до противника Петр Яковлевич не мог, поэтому принял единственно верное решение – схватил со стола тяжелую лампу и швырнул ее в Фарбмана. Тот взвизгнул и метнулся к двери, но, прежде чем он успел выскочить в коридор, Должанский настиг его и стал душить несчастного шнуром от лампы. Через несколько мгновений все было кончено, и Петр Яковлевич повторил процедуру: запер дверь, вытащил бумаги из шкафа, засунул туда второй труп и подпер дверцы снаружи. После этого он осмотрел ящики стола, забрал некоторые личные вещи вроде расчески, распихал их по карманам, вышел и запер дверь снаружи. Позже Зина Кострицына с содроганием вспоминала, что встретила Должанского возле лестницы и он сердечнейшим образом ей улыбнулся.
Что делал Петр Яковлевич в следующие четверть часа, неведомо, зато известно, что через пятнадцать минут к Дворцу труда подкатил автомобиль, в котором обычно ездил Оксюкович. Из него выбрались двое мужчин – Ракицкий и Антон, причем второй нес тяжелый портфель.
– Все, дальше я сам, – сказал Антон. – Можете идти и как следует отметить ваш выигрыш.
– Не так уж много я взял в отличие от некоторых, – проворчал Ракицкий, которого задел тон его собеседника. – Пойдемте.
– Вы что же, думаете, я удеру с этими деньгами? – Антон начал злиться.
