Лестница подозрительно скрипит, трухлявые ступени вот-вот развалятся под ногами. Федор уцепился за край ската. Хозяева, видать, зажиточными были — крыша железная. Краска на ней пооблупилась. Взобравшись на крышу, Федор перевел дух.
Ловко придумали, ироды!
С улицы не видно, что вся крыша исписана крупными цифрами. Тут и таблица умножения, и типовые примеры решения задач. А с крыши, если запрокинуть голову, хорошо видно окно их класса. Вот она, разгадка уверенных ответов вечных двоечников. Вместо того чтобы учить арифметику, они несколько дней трудились на крыше. А если бы заметил учитель? Виновных бы искать не стали — весь класс виноват, всему классу переэкзаменовку на осень. Ну и отлупит же он этих лентяев!
Федор быстро затер цифры.
Только успел закончить, услышал, как кто-то взбирается по лестнице.
— Ты зачем стер? — Перед Федором стоял, держась за край крыши, второгодник Онищенко.
— Дурак! А если бы учителя заметили?
— Сам дурак! Учителя дураки!
— Слезай на землю, поговорим, — Федор подошел к лестнице. Вид у него был воинственный. И здоровяк Онищенко, только что собиравшийся схватить Сергеева за ногу да проучить — пусть сверзится с крыши, — невольно подался назад. Раздался треск. Гнилая ступенька не выдержала, и Онищенко, взмахнув руками, рухнул вниз. Федор примерился и спрыгнул — все равно теперь уже лестница бесполезна.
Больно ударился коленом, тупой болью отдалось в пятках и простреленной щиколотке. Онищенко сидел на земле и ревел, зажимая пальцами разбитый нос, из которого хлестала кровь.
— На, утрись, математик с трухлявой крыши. — Федор подал Онищенко тряпку.
Наступил и этот день, день последнего экзамена, экзамена по закону божьему. По дороге в училище Федор невольно замедлил шаги возле памятного теперь дома, крыша которого так успешно сыграла роль шпаргалки. А может, взобраться наверх, да и расписать ее от царя Давида? Минутное дело!
У подъезда училища стояло несколько экипажей. Так и есть, пожаловал архиерей и с ним еще какие-то важные особы. У дверей класса чинно, в полном молчании стояли ученики. Их словно подменили. Всегда шумные, суетливые, сегодня они являли верх смирения, словно на них сошла благодать божья. Федору такое настроение товарищей не понравилось. Хотелось дать кому-либо тумака, так просто, чтобы нарушить это благочиние, и он уже выбрал жертву, когда по коридору прошелестело: «губернатор», «губернатор прибыл». Губернатора Федор никогда не видел, хотя и знал, что это самый главный человек не только в городе, но и во всей губернии. А она вон какая! Сколько в ней городов! Деревень же и не счесть.
