В основном, насколько понял стряпчий, тут были машинисты и кочегары да повара с официантами, хотя мелькнуло и несколько горничных и даже, кажется, пару пассажиров.
Все они столпились вокруг установленного в центре отсека дощатого загона или вольера, откуда доносился воинственный писк.
– Где это мы? – полюбопытствовал Ростовцев.
– Второй отсек, пожарный проход, – деловито пояснил Саймон. – Тупик аккурат под носовыми кубриками.
К ним подскочил молодой матрос в замызганном берете с помпоном. Что-то полушепотом спросил, ткнув грязным пальцем в сыщика.
– Человек со мной, – коротко рыкнул О’Коннери.
– Тогда просим делать ставки! – тотчас же обратился к русскому юнец.
Удержав на языке вопрос, какие именно, гость выудил из кармана полкроны и протянул собеседнику.
– На кого ставим?
– На фаворита! – ответил Юрий, сделав как можно более безразличное лицо.
– Значит, на Барабаса! – Монета исчезла в кульке из газеты, полном таких же шестипенсовиков и шиллингов (правда, блестела и пара соверенов).
Протолкавшись к загородке, сыщик вгляделся в происходившее там. И был вынужден признать, что Саймону удалось его удивить. Пиши он и в самом деле книгу, материал на целую главу был бы ему обеспечен. Ибо в этом закутке трюма происходили самые настоящие гладиаторские бои. Разве что в роли бойцов выступали извечные трюмные обитатели – крысы.
На арене было с пару дюжин этих неприятных соседей человека, и они буквально неистовствовали! Всех оттенков – серые, рыжие, какие-то пегие твари набрасывались друг на друга и яростно рвали, помогая себе воинственным писком и размахиванием длинных голых хвостов. Сейчас побеждал здоровый черный самец, судя по возгласам, тот самый Барабас[14]. Движения его были стремительны и безупречны. Он придавливал соперника лапами, рвал когтями, впивался зубами, оставляя рваные раны.
Собравшиеся волновались и кричали. Возгласы ведущего, проклятия проигравшихся, звон монет и писк грызунов (кто бы подумал, что эти твари могут так громко орать?!) – все смешивалось в общий адский концерт.
– Десять монет за то, что Корсар сдохнет на пятой минуте!
– Тридцать, что Рыжий порвет Бесхвостого!
– Гинея за Мамашку!
– Джером, твой крысюк сдох! Гони шиллинг, зануда!
– Рви! Грызи! Давай! – раздавалось со всех сторон.
Запах крови раненых сородичей вызывал у сражающихся желание схватить зубами соперника, разорвать, съесть его. Грызуны бились, как одержимые.
Юрий даже подумал, что перед тем, как выпустить в этот импровизированный маленький «колизей» (так сказать, «колизеец»), пасюков не кормили, по крайней мере, пару дней.
