— Но… я не допускал… с радостью…
Она искусственно засмеялась, приблизилась к нему и сказала:
— Итак?!..
Он прекрасно понял, что должен ее поцеловать, что она сама желает того же, что проволочка опозорит его перед ней, и все же не мог отважиться, хотя в отваге тут потребности не было.
— Вы удивительно несмелы, — произнесла она кивнув.
— Я удивлен… Не ожидал такого…
— Такого счастья? — закончила она. — Ну?!
Он чуть наклонился к ней с намерением поцеловать в щеку, чувствуя при этом, что действует неумело, но Лола отклонила голову и произнесла:
— Не так.
Прежде чем он успел что-либо понять, она обняла его одной рукой за шею, вторую уперла ему в грудь и прижалась губами к его губам.
Дальше сохранять родственную дистанцию уже не представлялось ему возможным. Малиновский крепко обнял Лолу и принялся целовать ее в глаза, волосы, губы.
Теперь он знал, что делает это правильно. Неловкость исчезла вместе с робостью.
Зато она почти повисла на его руках, и, если бы не глаза, серые таинственные глаза, которые все еще внимательно вглядывались в его лицо, он подумал бы, что она без сознания.
Продолжалось все несколько минут, потом она выскользнула из его объятий и сказала:
— Погодите.
Она вышла, и ее не было довольно долго. Малиновский сел, поправил галстук, снял с рукава нитку. Ждал.
«Странная она, — думал Малиновский. — Она что, влюбилась в меня?»
Он все еще ощущал прикосновение ее холодных губ и терялся в догадках, чем все это закончится.
Ее шагов он не услышал: пол был покрыт толстыми коврами (один такой мог стоить и десять тысяч — персидский!), двери тоже не предостерегли его, поскольку в длинной анфиладе все они были раскрыты.
Она появилась вдруг в красном, как кровь, халате и в красных туфельках на высоких каблуках, над которыми виднелись ничем не прикрытые розовые пятки.
«Да она голая, — подумал он. — Под этим халатом на ней нет ничего».
Теперь все поняв, он слегка зарделся. Хотел встать, но она уселась рядом и легонько его придержала, при этом красный шелк раскрылся, обнажая груди: маленькие, твердые, чуть порозовевшие…
Он хотел сказать, что стоит быть осторожными: двери тут нараспашку, и слуги могут войти, — но ситуация была такого рода, что лучше промолчать. Следовало целовать ее, и Малиновский принялся целовать. Халат соскользнул с ее плеч, с коленей, и она теперь лежала перед ним совершенно нагая: прекрасное тело, кожа цвета слоновой кости.
— Раздевайтесь же, — произнесла она спокойно.
