— А сюда никто… не войдет? — спросил он, задыхаясь, и в голове его мелькнуло опасение, нет ли тут какой-то ловушки.
— А вы боитесь? — спросила она.
— О чем вы! Я беспокоюсь о вас.
— Вы теряете время, — заметила она спокойно.
Он озабоченно осмотрелся, наконец встал за дверью и быстро разоблачился. Он злился на себя, на мадемуазель Лолу, на ситуацию — странную, без соблюдения привычных правил. Он ведь много раз читал романы о большом мире, и там все происходило по-человечески, не при открытых дверях, а после беседы, с вином и напитками, пирожными… Почему же он, именно он должен выносить выходки этой скучающей девицы? Но хотя он и не чувствовал ни малейшего желания флиртовать в таких-то обстоятельствах, надлежало сыграть роль до конца: отступать нельзя.
Он стянул рубаху и по привычке пловца перекрестился, однако ему пришло в голову, что он невольно совершил святотатство, из-за чего трижды стукнул по спинке стула и, все еще колеблясь, вошел. Его смущало то, что пришлось показаться ей в одних носках. Лола же нахально на него посматривала.
«Ты, распущенная барышня», — подумал он почти с ненавистью и с улыбкой склонился над ней, шепча:
— Какая же ты красивая!..
Впрочем, она и правда была хороша в своей наготе и беспокоила его этой рассудочностью во взгляде, которым она все время следила за ним. Наверняка она отличалась изрядной чувственностью, вот только чувственность ее была странно холодной.
Когда все оказалось позади, а она лежала неподвижно с опущенными веками, он шепнул:
— Люблю тебя…
Она подняла веки, взглянула удивленно:
— Что-что?
— Люблю тебя, — повторил он без уверенности.
Тогда она взорвалась громким обидным смехом.
— И что в этом забавного? — оскорбился он.
— Ложь, — ответила она. — Ненужная ложь.
— Я говорю правду.
— Ах! — махнула она рукой.
— Ты недооцениваешь себя, дорогая, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал серьезно. — Ты чудесная.
— У вас хорошее настроение, — произнесла она холодно. — Уже шесть?
— Откуда мне знать? — сказал в раздражении он.
Она потянулась и взяла халат. Он с удовольствием обнял бы ее.
— Загляните в салон, — отозвалась она, обувая туфельки. — На камине часы.
— Я не стану в таком наряде ходить по комнатам! — возмутился он.
— Ах, простите. Впрочем… можете уже одеться.
Он хотел сказать: «Спасибо за разрешение», но прикусил язык, одевался молча. Как только он закончил, Лола подала голос:
— Уже четверть седьмого. Простите, что не могу дольше вас задерживать, но к шести я приказала приготовить ванну. Не люблю, когда вода холодная.
