– Георгий Евгеньевич, говоришь? И верно – уходить надо.
Они шли через двор, а в доме звучно гуляла свадьба.
У калитки они остановились.
– Скоро нашу свадьбу сыграем, – пообещал Спиридонов.
– Когда это – скоро?
– Как победим, так и сыграем.
– Значит, скоро?
– Скоро!
– Горько? – спросила она.
– Горько! – подтвердил он.
* * *
Опять пили чай в номере Елены Николаевны и за чаем Елена Николаевна развлекала Ольгу и Мокашева беседой.
– Я и сама не рада, Лялечка, что связалась с Кареевым. Если честно говорить, он никогда не нравился мне. Цинизм, развитость, эта непонятная, почти плебейская энергия в погоне за ничтожными никчемными удовольствиями страшили меня. Я так тогда… она вспомнила то прекрасное «тогда» и на мгновение, короткое мгновение, взгрустнула. – Я тогда очень боялась, что он дурно повлияет на Юру. А сейчас эти странные слухи о его деятельности в контрразведке… Не знаю, что и подумать.
– Он садист, убийца и палач, – спокойно объяснила Ольга и поставила чашку на стол. – Благодарю вас, Елена Николаевна.
– Что вы говорите, Ляли! – в ужасе воскликнула Елена Николаевна.
– Мы все – убийцы, – поддержал великосветскую беседу Георгий Евгеньевич.
– Я никогда, слышишь, никогда не поверю, что ты замешан в чем-то нехорошем и грязном. Я твердо знаю, что ты чистый и светлый мальчик.
– Что – я, мамочка, что – я? Все мы, понимаешь, все не то, что замешаны – по уши в нехорошем и грязном, – зло сказал Мокашев и уже потише изволил завершить тираду: – По-русски это нехорошее и грязное называется дерьмом.
Ольга, выйдя из-за стола и сев на диван, с любопытством рассматривала мать и сына.
– Юра!
– Пардон, мамочка.
Удовлетворенная извинением, Елена Николаевна продолжила:
– Все перемешалось, все сломалось, все разлетелось. Я ничего не понимаю.
– И не надо понимать, Елена Николаевна, – посоветовала Ольга с дивана. – Забиться в норку и ждать. Ждать, ждать, ждать.
– Так ведь норки нет, Лялечка!
– Найти надо норку эту. Найти и спрятаться.
– На днях перечитала Мережковского. Богочеловек и Человекобог. Пожалуй, в этом правда! Да сейчас побеждает Антихрист, но придет время Христа и придет Христос…
– О, Господи! – простонал Георгий Евгеньевич.
Раздался стук, и тотчас в номер вошел Кареев. Был он не по-хорошему весел и выпивши.
– Извините за позднее вторжение, но – добрый вечер!
– Что случилось, Валентин? – сухо спросил Мокашев.
– А что может случиться? Ничего не случилось. Елена Николаевна! Ольга Владиславовна! – Кареев приложился к ручке Елены Николаевны, потянулся и к ольгиной руке, но та сказала:
