– Ты, оказывается, Юра, предателей не любишь! – удивленно догадался Кареев.
– Да все врет он, стервец! – сказал Мокашев и брезгливо посмотрел на Егора. – Он Спиридоновым подослан.
Егор сидел на полу и размазывал по разбитой своей физиономии слезы и кровь.
– Вы, Георгий Евгеньевич, зря волнуетесь, – улыбаясь, успокоил Мокашева Ганин, – Егор мне про спиридоновскую невесту рассказал. Про Алексееву Анну Ефимовну, учительницу. Она сейчас в городе живет. На Дворянской, в тридцать шестом номере.
Сказав это, Ганин повернулся к Егору и добавил:
– Так что, Егор, к Спиридонову теперь тебе дороги нет.
И тогда Мокашев ударил Егора носком сапога по ребрам. Егор завалился на бок.
Вот теперь поднялся Кареев.
– Ну, хватит, – он подошел к Егору, сказал ласково, – вставай, не бойся. Он больше не будет.
– Больно, – пожаловался Егор, вставая.
– Терпи, казак, атаманом будешь, – утешил Кареев и сделал знак Ганину. –
Тот подхватил Егора под руки и помог выйти.
А Кареев обернулся к Мокашеву и сказал ласково:
– Зачем же так жестоко, Юра? Жалеешь комиссара, ну и жалей на здоровье. Сокрушайся, горюй, но рукам воли не давай.
* * *
На стук вышел сам портной Алексеев. В светлом костюме, в сером котелке, явно прибранный, он, видимо, собирался уходить из дома.
– Простите, – обратился к нему Мокашев. – Мне необходимо срочно сшить новую шинель. Холодовские порекомендовали обратиться к портному Алексееву. Вероятно, что вы – Алексеев?
Помедлив немного (очень хотелось отказать), Ефим Иванович распахнул дверь и пригласил:
– Прошу.
Пропуская Мокашева, он с тоской осмотрел его. Погоны. Шашка на боку и пистолет в опрятной кобуре. Такому не откажешь. В большой комнате – мастерской, Мокашев с удивлением увидел обширнейший и совершенно пустой низкий стол. Ефим Иванович поймал его взгляд и объяснил тотчас:
– У меня все купцы шили. А чтобы поддевку построить – Зингером не обойдешься. Поддевка – вещь ручной работы. Для этого и стол. Так я слушаю вас, господин офицер.
– К понедельнику мне нужна новая шинель. Сукно и цена – ваши. Меня все устраивает. Договорились?
– Должен огорчить вас. К моему большому сожалению эту неделю я не смогу работать. Совсем. Я очень занят другими делами. – Ефим Иванович, оказывается, очень переживал, вспотел даже.
– Значит никак? – без интереса огорчился Мокашев и в ожидании портновских объяснений еще раз осмотрел мастерскую.
– Всей душой… Но не могу, – почти пропел Ефим Иванович и развел руками.
– Папа, ты еще не ушел? – очень мило спросила Анна и, увидев в комнате постороннего и как бы смутившись, пролепетала добавочно: – Ах, простите!
