Они сидели за столом, и она, потянувшись к нему через стол, погладила его по щеке. Щека под ее рукой пошла нервным тиком.
– У меня разбилось сердце, и это было дивно, – вспомнил он, улыбаясь.
– А у меня оно остановилось, застыло, замерло навсегда. Оказалось – не навсегда.
– Ольга, вы прекрасны, – сказал Георгий Евгеньевич. Она была, действительно, прекрасна.
…Она спрятала лицо у него на груди и заплакала. Он успокаивал ее, гладя рукой по длинной шее, по обнаженным плечам. Они лежали в постели и, усталые, снова разговаривали.
– Я была тогда старше тебя на пять лет, Жорж. Теперь – на десять.
– За два года я постарел на двадцать лет. Не будем считаться, Ольга. Я много, много старше тебя.
– Люби меня, Жорж, ладно? Люби меня, я очень-очень тебя прошу.
– У меня кроме этой любви в жизни ничего нет. Что мне остается делать, как ни любить тебя?
– Это правда? Это правда? Это правда? – спрашивала она и целовала его в плечо, в шею, в грудь.
…Среди ночи он проснулся, ощупью нашел на полу бутылку, отхлебнул из горла и, гремя спичками, закурил. Обозначенный в темноте красным папиросным угольком, прошел к окну. Упершись лбом в черное блестящее стекло, спросил сам себя:
– Что делать? Что делать?
– Накинь на меня одеяло, Жорж. Мне холодно, – попросила из постели Ольга.
* * *
Их было пятеро верхами. Митяй, Миша, Егор, Александр Ганин и, впереди на породистом кареевском жеребце, Спиридонов. Они неторопливо следовали широкой улицей большого села, и сельские жители с уважением рассматривали их. У крыльца волостного правления Спиридонов остановился и спросил у негустого кружка землепашцев, стоявших тут же:
– Звали, мужички?
– Расспросить тебя хотели, – объяснил сразу же подошедший к Спиридонову степенный мужик.
– Ты что – за главного у них? – поинтересовался Спиридонов и слез с коня. Спешились и остальные. Александр Ганин принял спиридоновский повод.
– Не главный я. А так… неробкий.
– Говори, неробкий. Только смотри, чтоб не заробел у меня.
– А ты меня пугать будешь?
– Это уж как ты себя поставишь. Ну, задавай вопросы, не томи.
– Вопрос первый и главный, – объявил степенный мужик и, помолчав значительно, продолжил: – какой такой есть смысл крестьянину с твоего восстания?
– Восстание, допустим, не мое, а ваше. А выгода с него вам самая прямая: наш революционный отряд защищает крестьянство от незаконных поборов белогвардейской сволочи.
– Значит, будем красных ждать, чтобы красные отобрали.
– Мы свое обязательно возьмем, – согласился Спиридонов. – Нам побеждать надо. Так ведь лучше один раз дать – нам, чем дважды – им и нам. Выгоду свою понимаете, граждане мужики?
