– Куда, папочка?
– Домой. Время такое, что обязательно дома сидеть надо. Мать извелась, беспокоится. Ты одна у нас осталась, боимся мы за тебя.
– А другие где же? – неожиданно для себя спросил Спиридонов.
– Не твое дело, – грубо ответила Анна.
– Замужем старшие, замужем, – вежливо ответил Ефим Иванович.
– Анна, отец дело говорит: уезжать тебе отсюда надо.
– Когда, на чем?
– На телеге я, дочка. За поддевку тонкого сукна огородника Сигаева уговорил.
– Мы и не слыхали, как вы подъехали, – заискивающе сообщил Яков.
– А ваше дело такое было – не слышать ничего.
– Не говори пошлостей, папа, – приказала Анна. – Как же так, никому не сообщив, уехать. Что люди скажут?
– Я им все как сеть разъясню. Они поймут.
– Собирайся, Нюра.
– Вы идите на улицу, а я сейчас, – растерянно сказала Анна и заметалась по избе, ища чего-то, сама не зная что.
Ефим Иванович и Спиридонов вышли на крыльцо, и сразу же грубый голос поинтересовался из темноты.
– Скоро, что ль?
– Сейчас, Петрович, – ответил Ефим Иванович.
– Слушай, Ефим Иванович. Вы там берегите Анну-то. Она горячая. Ненароком выскочит когда не надо, скажет не то. Пусть дома сидит.
– Беречь-то для тебя?
– Для меня, для тебя. Просто надо беречь такого хорошего человека.
– Это ты мне, отцу, говоришь?
Анна сидела на телеге, а Яков шел рядом. Телега катила по белой во тьме дороге.
– Иди, Яша, – сказала Анна.
– Боюсь.
– Иди, иди. Все будет хорошо.
– А вдруг будет плохо? Как я тебя найду, когда увижу?
– Ты же за светлое будущее воюешь и победить хочешь. Всех победишь и найдешь меня.
– Я очень сильно люблю тебя, Анна.
Спиридонов приблизился к ней, и она его тайно поцеловала.
– Иди, – распорядилась она, и он остановился. Телега укатила в черную тьму. Вдруг Спиридонов закричал:
– Живете где вы, адрес какой?!
– Дворянская, номер тридцать шестой! – криком же ответил Ефим Иванович.
– Ишь ты! Дворянская! – не выдержал лирического тона Спиридонов.
– Так номер-то тридцать шестой! – разъяснили из темноты.
* * *
Поручик Мокашев стоял перед разгневанным генералом (ротмистр Кареев был рядом с Мокашевым, но как бы и не с ним), и генерал бесстыдно орал на него:
– Вы шляпа, поручик! Дать уйти комиссару! С ума посходили все. Ни дисциплины, ни порядка, ни бдительности. Наконец! Вы в армии, черт вас побери! По вашей, поручик, вашей вине два уезда охвачены восстанием.
– Не понимаю ваше превосходительство, – признался Мокашев.
– И все ваш комиссар, которого вы упустили. Вам это понятно, поручик?
