Они перешагнули порог невысокого строения. Внутри было бедно, но чисто. На разостланной кошме возле весёлого огонька, разведённого в очаге, играли Ильгар и пятилетняя Сагинэ, дочурка кузнеца.
— Садитесь, дорогие гости, — сказал радушно Машраб. — Сейчас Масуда подоит козу, завтракать будем.
На другом конце кошмы высился небольшой круглый столик. На нём стояла походная чернильница Силина и лежала тетрадь в клеёнчатом переплёте. Аксакал присел у столики и заглянул в тетрадь.
— Какие занятные рисунки в твоей книге! — воскликнул он удивлённо. — О-ёй, барс прыгает… точно живой!
— Эти рисунки сын Алёшка сделал. Все страницы разрисовал. Он у меня мастер на все руки, — с гордостью и теплотой ответил Силин.
— А ты что тут пишешь, друг? — спросил кузнец.
— Где нарисованы косули, я записал, где и когда убил их. Отмечаю их возраст, как живут. О барсе ещё не успел записать.
— Зачем это вам? — поинтересовался аксакал.
— Передаём в Ташкент. Там учёные люди собирают сведения о горах: какие растения, животные.
— Знание — это великая сила, — изрёк аксакал. Машраб кивнул, соглашаясь:
— У меня дважды жил старик дервиш. Вот человек… чуть не ушёл я с ним. Выучил меня читать, оставил вот эти две книги Навои и Улугбека. Мудрые, великие были люди. Много я, простой кузнец, узнал от них… да и дервиш кое-чему научил.
— Постой, Машраб, звали-то как дервиша? Не Сулейман-Ширази?
— Да. Он так называл себя.
— Это мой друг. Исходили мы с ним много троп. Живёт, как птица. Бродит, песни поёт…
— Он самый. Где теперь дервиш?
— В Ташкенте, у своего друга гостит. Любят его люди.
Разговор прервался — вошла Масуда, жена кузнеца. Невысокая и широкая в плечах, она казалась квадратной. Круглое лицо, обильно усеянное оспинками, приветливо и весело улыбалось. Она степенно поклонилась аксакалу, поставила большую чашку с молоком в нишу, налив две пиалки, стала поить детей. Ильгар жадно накинулся на вкусное молоко — ему редко приходилось пить его.
— Пей, пей, козлёночек, — погладила мальчика по голове Масуда. — Пей, расти сильным да смелым, вырастешь — женщин защищай, чтобы бек не загонял их в своё логово.
Машраб, усмехаясь в бороду, подмигнул своему другу:
— Эту не скоро обидишь. Сам Норбай боится её языка.
Напоив детей, Масуда подала на столик сухие шарики овечьего сыра, горячую воду в кумгане, молоко, лепёшки и буерсаки — кусочки жареного теста.
Силин достал мешочек с чёрным чаем и заварил в кумгане. Аксакал просиял — этот любимый на Востоке напиток был большой роскошью в горах Памира.
