Гнёт. Книга вторая. В битве великой | страница 157



— Где же Рустам?

— На железной дороге работает. Женат, трое детей. А Хасият умерла в прошлом году.

— Кто же с тобой сейчас?

— Азиз-певец и Хайдар-арбакеш. Только дома им не сидится. Один ходит песни поёт, другой кладь возит. Живёт ещё пришлый кузнец со своим подручным. Скоро домой, на Памир, собираются…

— А ты чем занимаешься?

— Строю дома… За Дастаном ухаживаю. Скучно мне без лошадей…

Прибежал слуга, обратился к Ронину:

— Вас хозяин просит. Сейчас канатоходец выступать будет.

Капитан простился с Арипом и вернулся к террасе. Двор был полон народа. Соседи забрались на крышу конюшни, а мальчишки сидели на дувале и на деревьях. По углам обширного двора пылали нефтяные факелы, отчего вокруг было светло, а небо казалось особенно тёмным.

В глухой стене соседнего дома были пробиты два узких окна, зарешеченных и затянутых кисеёй. Ронин вонял: через них жёны-затворницы смотрят на представление.

Под шумные восклицания толпы канатоходец, держа в руках длинную палку, показывал своё искусство. Он то приседал, то подпрыгивал, то пробегал по туго натянутому канату.

Ронин подошёл к хозяину, спросил, показывая кивком головы на узкие окна второго этажа:

— Скажите, Саид-Алим, там убежище ваших жён? Вы им разрешаете скрытно присутствовать на таких праздниках?

— А почему бы не порадовать бедных затворниц? У них мало развлечений.

— Я слышал, что у вас четвёртая жена русская?

Саид-Алим весело засмеялся:

— Беленькая, кругленькая, как яблочко. А бойкая, как ваш Дастан. Всеми жёнами командует, а рассердится и мне маклаш[49] даёт. Забавно!

— А не сбежит?

— Зачем? Я положил ей на книжку десять тысяч.

— Ой, пропадут ваши деньги.

— Ну нет. Деньги-то здесь… — Он вынул из бокового кармана бешмета сберегательную книжку. — Когда Надя начинает буянить, я предупреждаю, что уничтожу вклад, и она сразу утихает.

Молодой музыкант, объявлявший программу праздника, вошёл в круг и громко произнёс:

— Акробат цирка Чинизелли приехал в Ташкент на гастроли. Столичный артист согласился украсить своим искусством праздник уважаемого Саид-Алима.

Эти слова были покрыты возгласами одобрения.

Наблюдая за точными, пластичными движениями акробата, Ронин заметил, что он старается быть лицом к той стене, где темнеют окна саидалимовского гарема.

В заключение праздника четыре конюха вывели Дастана. Под музыку конь танцевал, выделывал довольно сложные па. Он приседал, расстилая по земле свой пышный чёрный хвост, взвивался на дыбы и шёл, как в цирке, грациозно перебирая передними ногами.