Краснолицый пристав в расстёгнутом белом кителе с серебряными погонами развалился на шёлковых подушках. Рядом с ним волостной — Ходжа Сеид Назар-бай. Он был высок и дороден. Небольшая окладистая борода обрамляла спокойные черты крупного лица с внимательными чёрными глазами. Держался Назарбай важно, с достоинством, не заискивал перед начальством. Говорили, что он обладал огромным состоянием и купил себе место волостного. Теперь вся округа была в его крепком кулаке.
Сеид Назарбай выезжал в гости со своей свитой: двумя джигитами и тремя музыкантами.
Попивая сладкий мусаллас, пристав спросил муллу:
— А почему, почтенный, жёны мусульманина никогда не показываются гостям?
— О хаким[41], как можно! Нарушить завет пророка — значит оскорбить его… Таково повеление аллаха.
— Я слышал, что раньше женщины ходили открытыми и жёны пророка тоже. Магомет приказал носить покрывала женщинам после того, как его младшая молодая жена Айша согрешила с погонщиком верблюдов.
Пристав захихикал, и жирный живот его затрясся. Мулла заткнул пальцами уши.
— Уважаемый начальник! Пощадите. Мне нельзя слушать такие греховные речи.
Пристав перевёл захмелевшие глаза на своего приятеля.
— Ну, а тебе, Ходжа, жена не изменяет?
Сеид Назарбай изумлённо поднял брови:
— Зачем сказали такое, хаким? Мусульманская женщина боится мужа и почитает его.
— Чёрт возьми, хороший порядок! — пробормотал пристав. — Ну, а всё-таки жену бьёшь?
— Какой мусульманин не бьёт? Без этого нельзя.
— А если не за что бить?
— Как не за что? Женщина всегда виновата, а если не виновата, то каждую минуту может провиниться.
— Вот психология! Вот обычаи! Замечательно… Как бы мне перейти в мусульманство?
Мулла обрадованно потирал руки.
— Наша религия охраняет правоверного. В коране стих 62, глава 4 сказано: "Верующие, повинуйтесь богу, повинуйтесь посланнику его и тем из вас, которые имеют власть". Иншаллах![42].
Волостной рассудительно заметил:
— Святой отец, за совращение православного начальство вас упрячет в тюрьму и сошлёт в Сибирь. Что-то запаздывает ваш плов, — добавил он и сделал знак музыкантам.
Моментально запел звонкоголосый най — свирель, зазвенели струны дутара и зарокотала дойра — бубен. Звуки были задорные, мятежные…
Но Сеид Назарбай оставался задумчивым. Слова пристава об измене жены крепко запали в душу. Неумный этот урус, а знает многое Где-то вычитал об измене Айши пророку… Может быть, моя Тамиля тоже где-нибудь в углу сада милуется с каким-нибудь молодцом? Эта мысль обожгла. Он скрипнул зубами.
