— О мой уважаемый наставник! Я без пищи могу прошагать всю ночь и следующий день.
— Умолкни, хвастун! Слушай соловья, который заливается в тени этого сада. — Путники вошли в кишлак. По обе стороны дороги тянулись длинные глиняные дувалы. Иногда они прорезались узенькими переулочками с калитками.
Поравнявшись с одним из таких переулков, юноша остановился.
— Прошу вас, мудрый наставник, оказать честь дому моего дяди.
— Нет, Азиз, время терять нельзя, скоро спустится ночь. Сегодня я должен быть на берегах шумного Заха. Иди, и да ниспошлёт тебе судьба удачу.
Сулейман лёгкой походкой удалялся по дороге. Затуманенным взглядом проводил его Азиз, потом, вздохнув, завернул за угол.
Вечером на высоком помосте чайханы, стоявшей у самой проезжей дороги, по обыкновению собрались все жители кишлака. Они приходили посидеть, послушать новости, выпить пиалу терпкого зелёного чая.
Чернобородый невысокий чайханщик сновал среди гостей, подавая на подносах чай, виноград, лепёшки, и собирал медяки.
Азиз, бесшумно ступая по пыльной тропе, шёл к далёкому огоньку чайханы. Чувство глубокого волнения охватило юношу.
Сегодня впервые без своего руководителя он будет выступать перед кишлачными слушателями.
Отец говорит, что опасное ремесло выбрал его младший сын.
Но отец стар, а брат Рустам одобрил:
— Хороший путь избрал, Азиз. Будь вещей птицей, поющей народу о весне…
Вспоминая эти слова, юноша крепче сжал длинный гриф своего дутара[38].
Взойдя на помост чайханы, Азиз вытер у порога пыльные босые ноги и, проговорив обычное приветствие, направился в дальний угол.
Высокий, плечистый, в белой рубахе, он сразу обратил на себя внимание.
— Добро пожаловать, шаир, — приветствовал прибывшего чайханщик.
— Спой, мой сын, одну из прекрасных песен Хувайдо. Когда я слушаю их, молодость возвращается ко мне, — проговорил седой мулла, благосклонно поглядев ка топкие пальцы, сжимавшие дутар.
— Хорошо, святой отец. Первой песней будет песня сладкоголосого Хувайдо, — ответил юноша.
Эта почтительность понравилась присутствующим, и они возгласами одобрения приветствовали певца.
— Эй, самоварчи! — крикнул мулла. — От меня подай гостю дастархан.
Чайханщик уже торопился с подносом, на котором лежали лепёшка, два куска сахара, горстка кишмиша и стоял узорчатый чайник с пиалой.
— В каждой чайхане шаир — дорогой гость! — провозгласил чайханщик.
"Как-то вы заговорите, послушав песни", — иронически подумал Азиз, настраивая дутар.
Перебирая струны, нежным, вибрирующим голосом запел:
