Гнёт. Книга вторая. В битве великой | страница 108
Принёс ещё рюмку. Коньяк подействовал, ожил мой пациент. Встал, руку к сердцу: "Да будет благословенье над твоим домом".
В это время слышим шум, топот ног под окнами. Я взглянул на него. Глаза горят, рука тянется к ножу на поясе. Сообразил я, что его ищут. Говорю: провожу во двор, а там как знаешь.
Вывел через дверь… Перемахнул он через дувал[36] в соседний сад. А я обратно в комнаты. Только вошёл — звонок. Открыл. Пристав с нарядом полицейских.
Пришли в кабинет. Пристав уселся в то кресло, где сидел раненый, шарит вокруг глазами, говорит:
— Гонялись за шайкой Намаза. Мало ему области — в город заладил. На контору заводчика Абдувалиева сделал налёт. Сторожа связали, вскрыли кассы, уничтожили бухгалтерские книги, расписки, денежные документы. Всё в печи сожгли.
В полицию по телефону сообщил сосед. Мы приехали на место разгрома, никого не застали. Сторожа освободили, говорит, человек пять орудовало, только что ушли. Мы за ним следом.
Неподалёку, от вас заметили: бегут два человека. На приказ остановиться стали отстреливаться. Мы тоже дали залп. Видим, кровь на стене. Может, к вам приходил за медицинской помощью?
Ронин внимательно посмотрел на зятя.
— Хочешь спросить, не выдал ли? — Евгений усмехнулся. — Разве врач выдаст больного?..
— А дальше?
— Хотите рюмку коньяку? — спросил я пристава. Обрадовался:
— Благодетель! Это лекарство мне вот как нужно, голубчик.
Повёл его через переднюю в столовую, зажёг свечу, налил коньяку, поставил сыр. Он три рюмки одну за другой хватил, закусил сыром и говорит: "Вот это настоящий врач. Знает, чем оживить человека. Ну, не буду беспокоить. Хорошо, что вы не спали".
— Засиделся, научную работу пишу… Я слышал выстрелы далеко где-то.
— Возле городского сада была перестрелка. Видимо, удрали мерзавцы, в старый город. А там их не сыщешь…
— Ты думаешь, это был Намаз? — спросил Ронин.
— Полагаю… Месяц спустя пригнал киргиз мне во двор чудесного белого барана. Анка спрашивает: "Откуда?" — Пастух отвечает: "Доктору за лечение…"
До рассвета сидел Ронин с зятем и с дочерью, вспоминая прошлое, мечтая о будущем.
— Как живёшь, Анка? — обнял её за плечи отец.
— Вся жизнь в детях. Мой долг — воспитывать их честными, сильными…
— Что же, ты права, — задумчиво проговорил Ронин.
— С тех пор, как похоронили бабушку, мне стало труднее…
— Да, Лиза умела быть нужной… — вздохнул Ронин.
Он вспомнил некрасивую, но чуткую вторую жену свою. Спрашивал себя, была ли она счастлива с ним? Точно подслушав его мысли, Анка сказала: