— Куда, Александр?
— Прогуляться.
— Возьмите меня с собой, Александр.
— Я люблю бродить по горам один.
— Зачем вы врете, Александр? Вы идете к своей датчанке.
О, она проследила его! Но ее привязанность к нему была утомительна. Она все еще надеялась, пожимала руки, по-собачьи заглядывала в глаза.
Она подсматривала за ним в те ночи, когда он делал у себя в углу миниатюры. Он готовил подарок для Анны Бензен — две коробочки из пальмового дерева. На одной он вырезал Иосафатову долину, воображаемую и легендарную. Черный огонь пожирал трупы грешников. Серый дым стоял над Иерусалимом. Овцы бежали в страхе. На другой он выгравировал праотца Авраама у колодца.
— Кому вы продали ваши миниатюры, Александр? Не врите, вы подарили их Анне Бензен.
О, Лия разузнала имя датчанки! Значит, она подстерегала его в счастливые минуты, караулила за углом.
Мать Бензен уже проникла к епископу Брассалине. Она часто уходила из дому. Какой это был подарок для Гордона! Когда любишь девушку, тяжело и неприятно видеть рядом с ней ее мать. Гуляя с Анной по улицам Иерусалима, он рассказывал:
— Я скоро уеду.
— Зачем?
— Я стану земледельцем.
— Зачем?
Она замораживала его своим равнодушием. Ей казались ничтожными его идеи и страсти. Жить для чужих? Но кто живет для чужих? Она говорила:
— Это тщеславие. Ничего больше.
Он уже научился водить ее под руку. Главное — свобода движений, как у актера. Есть минуты, когда надо опустить руки в карманы, и бывают минуты, когда можно переплести пальцы.
Она откровенно созналась ему, что приехала сюда выйти замуж. Так хочет она и мать. Она завела знакомство с чиновниками из итальянской духовной миссии и была представлена самому католическому патриарху, представителю папы в Святой земле — епископу Брассалине.
— Нет, — говорила Анна Бензен, — сейчас я даже не могу серьезно толковать о вашем предложении.
Разве Гордон сделал ей предложение? Это был только намек, незначащий любовный намек, давший понять, что чувство зародилось в верховьях любовной реки и что взаимность была бы широким руслом, по которому потекли бы свободные воды. Свободные воды чего? Чувства? И при чем тут верховья любовной реки? Но каждый павлин раскрывает свои перья на свой лад, и павлиньими перьями Гордона были его слова в арабском стиле.
Датчанка говорила:
— Если бы вы были чуть богаче! Мне жаль маму, хочу обеспечить ей удобную старость. Мне противно смотреть, как она унижается. Вы думаете, я мечтаю об особняке? Нет, милый Гордон: я нуждаюсь в муже с ежемесячным доходом в тридцать фунтов. Только тридцать фунтов!
