— За мной, — сказал десятник.
Друзья шли за ним через всю улицу, и Герш Гублер все гадал, в каком доме он оставит их ночевать. Наконец улица кончилась. Сразу все стало тихо, пустынно, бедно. За улицей — поле, и посреди поля стояло несколько бараков. В одном из них им отвели две койки.
— Могли бы устроить и получше, — проворчал Гублер после того, как ушел десятник. — Все же мы свои люди, евреи.
— Начинаются советские штучки, — строго сказал Шухман, — во всем мире рабочие всегда ночуют в бараках. Это же временная работа.
— Но мы приехали к себе домой, в свою страну.
— Заслужишь — тебе дадут квартиру получше, — ответил Шухман.
Он и сам был смущен плохим приемом, но убеждал себя, что так надо и что все правильно. Нет, не это его огорчало. Все равно они скоро поедут в Иерусалим и устроят собственную колонию, где будут жить как самовластные хозяева, на своей земле. Его смутила встреча, какая была оказана новым переселенцам. В конце второй недели в Яффу прибыл пароход с эмигрантами. Группа сионистов обратилась к советскому правительству с просьбой отправить их в Палестину. Они ссылались на декларацию Бальфура.
— Мы едем к себе домой. В лице лорда Бальфура Англия объявила Палестину еврейским государством.
Советское правительство отнеслось к заявлению сионистов весьма иронически, но не сочло нужным препятствовать, и в один из весенних дней 1919 года из Одессы отошел в Яффу пароход с двумя сотнями сионистов.
Ступив на палестинскую почву, эмигранты прежде всего пожелали видеть верховного комиссара Палестины, лорда Герберта Самюэля.
— Лорд — еврей, — говорили эмигранты, — и он захочет поговорить со своими соплеменниками, вернувшимися на свою старинную родину.
К верховному комиссару их не пустили. Петиция эмигрантов до него не дошла. Им был выслан навстречу чиновник из канцелярии лорда. Чиновник был англичанин. Зато их шумно встретил национальный комитет. На пристань явился сам Хаим Вейцман. А вечером, на собрании в Доме халуцим, был большой праздник. Все пели сионистский гимн «Ойд лой овдо» и танцевали любимый в Палестине танец — «Ойру».
На вечере выступил военный герой Трумпельдор. Как гордо держал он единственную руку! Как нарядно сидел на нем английский френч, увешанный орденами! Речь его была торжественна, но все же прибывшие распознали в этой торжественности тревожные жалобы. Военный герой Трумпельдор намекал на ограничение маккавейских батальонов. Но оркестр снова заиграл «Ойд лой овдо», снова пошли по рукам бело-голубые флажки, и вечер кончился хорошо. Эмигранты постарались забыть обе обиды — и отказ Герберта Самюэля, и тревожные вести о еврейской армии.
