Всю зиму о нем не было ни слуху ни духу. Убит он или раненый захвачен в плен фашистами, этого никак не могли узнать. Я уже перестал надеяться, что когда-нибудь увижусь с парнем из Варцихе, так ненасытно любившим жизнь.
4
Когда начались весенние дожди на Кубани, наши войска очистили от гитлеровцев Черные леса и вышли на равнину. Однажды, вернувшись с передовой, я был вызван к телефону.
— С тебя магарыч за радостное известие. Наш Ладо нашелся! — крикнули в трубку.
Это был Алеша Голиков. Я сразу узнал его глуховатый, слегка простуженный голос.
— Чего ты молчишь, не веришь?
— Откуда он явился? — только и мог вымолвить я.
— Похоже, что с того света… Приезжай поскорей, а то уже нас не застанешь.
Попутная машина доставила меня рано утром в батальон Геловани.
Ладо показался мне странно изменившимся. Я долго искал причину такой разительной перемены и никак не мог найти. Понял потом, когда Ладо заговорил. На лице его не было прежней светлой улыбки — всего лишь улыбки, и это настолько изменило Вашаломидзе, что я был поражен.
— Ну, беседуйте, — приветливо сказал Голиков, когда я вошел к ним в хату. — Только он последнее время словно язык проглотил. Такой скупой стал на слова, точно каждое слово стоит ему больших денег.
Вашаломидзе скуп на слова?! Неужели и вправду так изменился человек?
Ладо присел на лавку, поставил кавалерийский карабин между ног и безучастно прислушивался к моему разговору с сержантом.
Но вот Голиков оставил нас одних. Я заранее весь обратился в слух, ожидая рассказа Ладо, но обманулся в своих надеждах.
— Я был тяжело ранен. Добрые люди меня приютили, спрятали от фашистов, выходили, и теперь, как видишь, я снова на ногах, — сказал он, избегая моего взгляда, точно и сам был смущен своей неприветливостью.
Немногое я узнал от него.
Залечив рану и выйдя из занятого врагом района, он не сразу нашел свою часть и несколько месяцев воевал в составе морской пехоты. На горе Гирляной его неожиданно встретил капитан Геловани и после некоторых хлопот вернул в батальон разведчиков.
Наступило нелегкое молчание. Вашаломидзе стало не по себе, и под каким-то предлогом он вышел из хаты.
Быстро сгущались короткие южные сумерки. Синяя тьма заволокла долину. Только кое-где белели цветы яблонь, как осевшая на аспидной доске меловая пыль.
Потом стерлись и они.
Над деревней со свистом проносились снаряды. Одни разрывались в виноградниках, другие ложились у входа в ущелье, откуда наши войска спускались в долину.
