Там было не пройти из-за вывалившихся невесть откуда ящиков, коробок, инструментов и другого запасенного впрок имущества. Этот чертов русский тральщик, этот паршивый плавучий ящик из-под консервов, взявшийся невесть откуда, и кинувшийся на них, прямо как пьяный казак с плаката, своим тараном явно порвал одну из цистерн и своротил клапан вентиляции.
Пушка, по всей видимости, тоже накрылась. Если бы не проворонили, этот тральщик уже бы отдыхал на грунте, а его команда кормила бы рыб! Это — если бы! Но пока — все наоборот! Почти — наоборот! Но вот надо же! Везет дуракам! Даже не сумел перевести столкновение с этим корытом на острый угол. Тогда бы не все так было плачевно. Да уж, как кадет — растерялся, забылся … Хотя, если честно — времени совсем не было, но все же … — командир сжал от досады кулаки, аж костяшки пальцев побелели. Он не знал еще, что дела, на самом деле, обстояли куда как хуже, но предчувствие бывалого подводника царапало душу. Чувство непреодолимой опасности — внутреннее шестое чувство опытного подводника. Оно называется попроще, и есть у всех моряков! Нормальных моряков!
— Механика в центральный! — рявкнул он в сердцах, вглядываясь в карту, исчерченную линиями курсов и кривыми циркуляций и нервно покусывая карандаш. Но вот пришел удрученный механик и сказал, что это все — ерунда, так как от удара форштевнем этого крошечного корабля с сумасшедшим командиром, дизель напрочь слетел с фундамента, все толстенные болты и шпильки просто срезало, словно ножом. Отсюда — и заметный крен на левый борт.
— И …? — спросил инженера лейтенант-цур-зее, хотя уже и знал ответ. — Пока в батареях есть хоть какая-то плотность электролита — идем под водой. И от наблюдения уйдем, и волнового сопротивления не будет — дальше отойдем. Если повезет! — Зарядку мы пробили совсем недавно, так что на кое-какое расстояние хватит. Чтобы смыться от берега и батарей мы должны идти экономичным ходом. Запустить дизель нет никакой возможности, кроме всего прочего — вся обвязка сворочена. Полагаю — отвоевались! — лаконично завершил доклад инженер-механик, просоленный моряк, кораблестроитель из верфей Гамбурга. — Вот так! — рявкнул он, в сердцах забрасывая в угол большой кусок грязной ветоши, тошнотворно вонявшей соляром. Впервые за всю службу он просто ничего не мог поделать на своей любимой лодке. — Как мы его прозевали на всплытии — ума не приложу! — посетовал виновато командир, — да чего уж теперь! — Отвоевались! — огорчился молодой штурман. — Главное теперь — остаться в живых! — флегматично ответил лейтенант — цур — зее. Судьба команды его сейчас заботила в первую очередь. Он отвечал за жизнь каждого своего матроса и офицера. Одно дело — в морском бою, другое дело сейчас, когда морских боев больше не предвидится — на весь далеко обозримый период. Он уже имел инструкцию, что в таких и примерно таких случаях командир имел право приказать экипажу сдаться, предварительно затопив свою лодку, или взорвав ее, приведя в действие специальное устройство для подрыва на собственных торпедах. Он приказал помощнику подготовить торпеды к взрыву, а штурману заняться уничтожением документов, имевших хоть какую-то ценность для врага. На лодке выключили все освещение, даже крохотные светильнички. Пошли на норд-норд-ост, к Цып-Наволоку, где можно было встретить корабли конвоя, лучше бы — одиночное судно, и, если очень повезет, то и немецкую подлодку на охоте. Но там никого не встретили. Насколько хватало глаз, вооруженных оптикой — ни одного силуэта на лунной дорожке, ни одного топового огонька. Всплыли. Гребные электрические двигатели уже были не в силах вращать линии валов. Лодка умирала. По всей видимости, банки аккумуляторных батарей были повреждены, выделяли сероводород, глаза слезились, стало трудно дышать, и быть внутри прочного корпуса становилось опасно. Стало холодно, сыро, зябко. — Всем наверх! — отдал командир последнюю команду, приготовиться к покиданию лодки! Матросы укрывались от ветра за ограждением рубки. Вода продолжала поступать в аварийный отсек. Накат разворачивал неподвижную лодку по волне. Закачало.
