В тот вечер я позвонил Сариске, женщине-историку. Я бы не отказался от секса, но, кроме того, она была умна и иногда любила поговорить о делах, с которыми я работаю. Я дважды набрал ее номер, но оба раза сбрасывал звонок, прежде чем она успела бы ответить. Мне не хотелось втягивать ее в это дело. Нарушить условие о неразглашении информации по незавершенному расследованию, выдав сведения за гипотезу, – это одно. Сделать ее соучастницей – совсем другое.
Мне не давали покоя те слова – черт/черт/черт. В конце концов я вернулся домой с двумя бутылками вина и стал медленно – закусывая оливками, сыром и колбасой – переливать в себя их содержимое. Я делал новые бесполезные записи в блокноте, рисовал какие-то магические символы, словно они помогут мне найти выход. Однако эта ситуация – эта головоломка – стала для меня предельно ясной. Возможно, я стал жертвой сложного, бессмысленного розыгрыша, но такая мысль казалась маловероятной. Меня больше привлекала версия о том, что звонивший сказал правду.
Это означало, что я получил зацепку, важные сведения о Фулане-Марии. Мне сообщили, куда идти и кого искать, чтобы узнать больше. А в этом и заключалась моя работа. Но если я воспользуюсь полученной информацией и этот факт всплывет, то ни один суд не сможет вынести обвинительный приговор. И, что гораздо серьезнее, действуя на основе этой информации, я не просто нарушу законы Бешеля, а создам пролом.
Мой информатор не должен был видеть плакаты. Они находились не в его стране. Он не должен был мне об этом рассказывать. Он сделал меня сообщником. В Бешеле эти сведения были словно аллерген – одна мысль о том, что они у меня в голове, причиняла мне боль. Я замешан в преступлении. Уже ничего не изменишь. (Возможно, потому, что я уже напился, мне не пришла в голову мысль о том, что у него не было необходимости рассказывать мне, как он узнал об этом, и что у него должны были быть причины это сделать.)
* * *
Я не сжег и не порвал заметки, сделанные по ходу того разговора, но у кого не возникло бы искушение так поступить? Конечно, я бы так не сделал, но… Поздно ночью я сидел за кухонным столом, разложив их перед собой, и время от времени писал поверх них «черт/черт». Я включил музыку: «Little Miss Train», дуэт Вэна Моррисона и Коирсы Яков («бешельской Умм Кульсум», как ее называли). Запись была сделана в ходе его турне 1987 года. Я выпил еще и положил рядом со своими заметками фотографии Марии-Фуланы, неизвестной иностранной проломщицы.
