Вокзал потерянных снов - Чайна Мьевилль

С любовью и благодарностью к моей матери Клаудии и сестре Джемайме за помощь и поддержку. Огромное спасибо всем, кто снабжал меня критикой и советами, особенно Скотту Бичено, Максу Шеферу, Саймону Кавано и Оливеру Читэму.

С глубокой любовью и благодарностью к Эмме Берчам, ныне и всегда.

Спасибо всем сотрудникам издательства «Макмиллан», в особенности моему редактору Питеру Лейври за его невероятную поддержку. И бесконечная благодарность Мик Читэм, которая помогла мне больше, чем я способен выразить словами.

За недостатком места я, к сожалению, не могу выразить здесь благодарность всем писателям, оказавшим на меня свое влияние, но хочу упомянуть двоих, чье творчество является постоянным источником вдохновения и восхищения. Я выражаю свою скромную и искреннюю благодарность М. Джону Гаррисону и всегда буду хранить светлую память о Мервине Пике. Без них эта книга никогда не была бы написана.

Через пустынный вельд, и кустарники, и поля, и фермы, и уже виднеющиеся нагромождения домов, словно поднимающихся из-под земли… Здесь давно царит ночь. Убогие лачуги, теснящиеся вдоль речных берегов, как грибы, растут в окружившей меня тьме.

Нас качает. Нас швыряет в глубокий поток.

Человек за моей спиной с трудом удерживает руль, и движение лодки выправляется. Раскачивающийся фонарь отбрасывает пляшущий свет. Этот человек боится меня. Стоя на носу утлого суденышка, я наклоняюсь над подвижной темной водой.

Над маслянистым рокотом мотора и нежным, уютным лепетом реки возвышаются здания. Ветер шелестит меж бревен и ласково ворошит солому крыш; стены вздымаются все выше, заполняя пространство этажами; десятки домов сменяются сотнями, тысячами; они расползаются во все стороны от берега, заслоняя собой свет над равниной.

Они обступают меня. Они растут. Становятся все выше, все массивней, все шумней… Шиферные крыши, стены из толстого кирпича.

Река виляет и изгибается навстречу городу, который внезапно возникает передо мной, тяжело врезаясь в пейзаж. Свет его огней растекается по каменистым холмам окрестностей, как кровоподтек от удара. Его отвратительные башни горят во тьме. Он давит. Я вынужден слепо преклониться перед этим гигантским наростом, образовавшимся в излучине двух рек. Огромная клоака, смрад, гул. Даже сейчас, глубокой ночью, толстые каминные трубы изрыгают копоть в небеса. Нас влечет не речной поток – это город своим притяжением засасывает внутрь. Откуда-то доносятся то слабые человеческие крики, то голоса зверей, то из фабрик слышится отвратительный скрежет и стук огромных работающих механизмов. Рельсы, словно сетка вздувшихся вен, покрыли тело города. Мрачные стены из красного кирпича, приземистые церкви, похожие на доисторические пещеры, трепещущие на ветру рваные навесы, каменные лабиринты Старого города, глухие переулки, сточные канавы, избороздившие землю, как вековые гробницы, новые пейзажи пустырей и руин, книжные магазины, заполненные позабытыми книгами, старые больницы, дома-башни, корабли и железные клешни, поднимающие грузы в доках.