Иногда вдруг начинаю громко говорить. Смех, да и только.
Она приехала тридцатого мая, и мы сидели на скамейке и смотрели, как наливается закат над крышами. Она купила себе зеркальные "лисички".
- Посмотри, какая прелесть. Франция.
Да, они сейчас очень модны. Это здесь рядом, в комиссионке.
Я взял ее за руку.
- А ты здорово выглядишь.
- Да? - она посмотрела на меня. - А ты неважно. Осунулся. Заросший весь.
Она провела пальцами по моей щетине.
- Мне не дают станок, а электробритвой уже поздно. Мария... возьми меня отсюда.
Она встрепенулась: "Что?"
- Возьми меня отсюда, - повторил я.
Это называется "под ответственность". Ты пишешь расписку, ну, что врачи ответственности нести не будут, и забираешь меня под расписку.
- Понятно. Завтра я приду за тобой.
Для этого нужно поговорить с твоим врачом?
Да, но обычно они не возражают, им же легче.
- И потом, это твое право.
- А когда он принимает?
По четвергам, но ты можешь застать его после обхода. Часов в одиннадцать.
А вообще-то тут классная публика. Представляешь, один тип говорит, что он из двадцать третьего века, но что я совсем из далекого будущего. Все допытывается у меня, из какого же именно. Очень почтительно ко мне относится.
Я вижу, что ей не смешно. Пора, пожалуй.
- Мне пора, - я поднимаюсь со скамейки.
- Уже пора?
- Я должен вернуться к приему лекарств.
Она встает за мной.
- Ничего, потерпи еще немножко. Завтра я приду. И мы поедем домой. Хочешь?
- Ну пока. До завтра?
- До завтра. Потерпи еще немножко.
- Да, да, ну пока.
- Пока.
Она целует меня. Я вижу, как она уходит. Она оборачивается, кивает мне. Потом уходит все дальше. А я возвращаюсь в палату.
Лестница. Двойные двери. Сестра с ключами. Коридор, голоса, шушуканье. Шарканье ног. Слоняющиеся фигуры. Палата. Кровать.
Я иду и забиваюсь в курилку.
Мы не поехали домой. Мы просто сняли дачу и жили вместе две недели. А потом она уехала. Я остался.
Я не был еще до конца уверен, что мне делать дальше.
А потом была осень, и я услышал знакомую музыку. Ее поймал радиоприемник, когда я сидел в машине, и шел дождь.
И мне казалось, что теперь я знаю, что мне делать.
Я сказал Лиде: "Человек рожден для счастья. Любовь выше страха".
Это было в мае. Я не хотел ошибиться второй раз, потому что тогда это была бы последняя моя ошибка. Как у электрика. Или сапера.
Поезд должен был вот-вот отправиться, и проводница уже выжидающе всматривалась куда-то вдаль платформы, и вдруг. Мария рванулась мимо нее ко мне, и все было отброшено, и я подхватил ее, и мы слились, и были ее губы, язык, все было отброшено, словно и не было вовсе. А были только мы одни, все остальное провалилось. Исчезло, и у меня закружилась голова, а потом все снова появилось, выплыло, качнулось, весь мир, и я держал ее, и близко-близко были ее глаза. И я шепнул ей: "Я люблю тебя".
