Глава восьмая
Крепость Петра и Павла
Апрель 1826 года. – Санкт-Петербург
Трибунал, созданный членом Временного правительства, подполковником Батеньковым, трудился на совесть. Правда, никого не вешали и не гильотинировали, а лишь арестовывали. По спискам, составленным подполковником, в первую очередь задержали тех, кто смалодушничал во время Декабрьской революции: капитана Якубовича и полковника Булатова.
Якубович, чья деятельная и кипучая натура не желала мириться с пребыванием в четырех стенах, заключение воспринял болезненно. «Кавказец» нервничал, оскорблял тюремщиков по-русски и по-французски. Охрана на языке родных осин еще и не то слыхала, а по-французски все равно не понимала. Заскучав, Александр Иванович стал исполнять романсы, в чем (несмотря на полное отсутствие слуха) преуспел. Особой популярностью пользовалось «кавказские» и жалостливые, каторжные. Благодаря вокальным опытам, капитану удалось подружиться со скучающими охранниками. Так как деньги ему были оставлены (не при старом режиме!), то новые друзья поставляли и водку. Напившись, Якубович кричал, что все равно убил бы царя, но только какая-то скотина опередила! Когда деньги кончились, поили в долг, а потом перестали.
В январе вместо штатных тюремщиков в коридорах и караулках появились солдаты лейб-гренадерского полка. Гвардейские офицеры, недавно боготворившие Якубовича, держались холодно и в разговоры не вступали. В результате Александр Иванович впал в черную меланхолию и беспокойства никому не доставлял. На допросах держался уверенно, даже нагло, уверяя, что всегда был более революционен, нежели все революционеры вместе взятые. А то, что он не вывел на площадь флотский экипаж – роковое стечение обстоятельств… В конце концов от Якубовича отстали, но из камеры не выпустили.
С Александром Булатовым было сложнее. Полковник и командир армейского егерского полка был смят, как старая тряпка. Во время допроса лепетал что-то о маленьких дочерях, а в камере его дважды вынимали из петли. Потом возжелал разбить голову о стену. Когда надзиратели его в очередной раз спасли, то Батеньков под нажимом Трубецкого решил, что для новой России Александр Михайлович Булатов опасности не представляет. Булатов, повидав жену и дочерей, отправился к своим егерям. А так как от должности командира никто не отстранял, то он поднял свой полк и отвел его в Москву, несказанно порадовав императора Михаила.
В конце декабря в Петропавловскую крепость стали свозить более именитых арестантов. Первыми туда попали две вдовствующие императрицы (не хватало третьей, что находилась с телом мужа в Таганроге, но место ей уже приготовили), супруга самозваного императора Михаила, малолетние (и не очень) дети дома Романовых и все Вюртембергское семейство. Всех удивил Жуковский. Поэт добровольно явился в крепость, заявив, что он, будучи учителем Великих княгинь и человеком, которого прочили в наставники цесаревича Александра Николаевича, просто не может бросать своих подопечных. Комендант не стал спорить с поэтом, а просто приказал поселить его в крепости.
