– Прикажете выступать на Польшу? – деловито поинтересовался генерал-лейтенант. – Только, государь, силами одного корпуса и кавалерийской дивизии мне не справиться. Нужно еще как минимум две пехотные и две дивизии кавалерии.
Иван Федорович, видимо, уже продумывал ход польской кампании. Но у императора были свои соображения на этот счет:
– Увы, господин генерал, но с Польшей мы пока воевать не будем. Нечем. Более того, вы должны привести корпус сюда, в Москву. Я дам распоряжение генерал-губернатору, чтобы подготовили помещения и провиант. Пока мы не покончим с мятежниками – возвращать Царство Польское нельзя. У нас не так много сил.
– В таком случае, государь, позвольте предложить направить корпус не в Москву, а в Тулу, – обратился генерал с советом. И, развивая свою мысль, продолжил: – Тула это оружейные заводы. После того, как мятежники захватили Сестрорецк, это наш главнейший арсенал. Там сейчас только штаб драгунского полка и гарнизон в составе одного баталиона пехоты. Меня беспокоит, что получится, как с Могилевым, взятым без боя.
Император кивнул, соглашаясь, потом спросил:
– Иван Федорович—, мне нужен совет. Что делать с войсками, оставленными моим братом в Польше? Можно ли их вывести в Россию?
– Слишком уж странная обстановка, – неопределенно отозвался генерал.
– Говорите прямо, – пристально посмотрел император на «отца-командира».
Паскевич пожал плечами – прямо так прямо, извольте:
– Великий князь Константин, оставив корпус, показавшийся ненадежным, подарил полякам пятьдесят тысяч штыков и сабель. Не исключено, что офицеры и нижние чины уже перешли на сторону польских мятежников, – с расстановкой выговорил генерал, а потом широко перекрестился: – Ваше Величество, я сделаю все, что могу. Но не хочу врать… Разрешите отправляться?
Император, посмотрев на своего нового главнокомандующего, поинтересовался:
– Вас еще что-то тревожит, Иван Федорович?
– Только одно. Насколько вы доверяете командиру кавалерии Давыдову?
– Что вас смущает, Иван Федорович? Генерал-майор Давыдов – прекрасный командир. Опыта у него достаточно. В списках заговорщиков не значился. Или, – прищурился император, – вас смущает, что он поэт?
– Меня смущает, что он вольнодумец, – поморщился генерал Паскевич. – Мне доносили, что стишки Давыдова читались на всех попойках мятежников. А тут – командующий всей кавалерией, генерал-лейтенант…
– Ну и что? Подумаешь, мятежники стихи читали, – еще шире улыбнулся император. – Как там в вирше-то ноги ответили голове? «И можем иногда, споткнувшись, – как же быть, – твое величество об камень расшибить». Вы знаете, а он был прав. Нельзя голове забывать о ногах. Полноте, генерал, – махнул рукой царь. – То, что Давыдов очень популярен у мятежников – так это хорошо. Пусть смотрят, что вчерашние вольнодумцы остались верны государю.
