Лене едва удавалось совладать с собой, чтобы не броситься из квартиры прочь, рискуя получить от перетрусившего и психующего «батюшки» пулю. Только Данька испуг показывал разве что для виду, и заставить его тихо сидеть рядом было невозможно. Происходящее словно казалось ему занимательным представлением, чередой забавных совпадений, дополненных игрой воображения.
Наверняка так же казалось его отцу, подумала Лена, когда тот… вызвал к жизни нечто. Оба умели не зацикливаться на неприятных мыслях.
Свекровь опрыскивала и крестила занавеску.
Лена отхлебнула остывшего чая. Полшага отделяло ее от истерики – но она была намерена оставаться на месте.
Заварка из-за оставленного в чашке пакетика была слишком крепкой и горчила.
– Выкладывай, что знаешь! – Лена обратилась к трясущемуся «батюшке». – Или все еще беспокоишься за мой здоровый сон?
– Ваш муж… и его друг… они должны были завершить договор, вот и все. – Петр Ефимович посмотрел на нее круглыми от страха глазами. – Пока точка не поставлена, нельзя начать новый. Опасно было пытаться подтолкнуть их, поэтому мы просто следили… Но недавно нам объявили, что не будет другого шанса… Я тут должен был сделать фото, чтоб им показали, если вдруг раздумают. Но договор никого из вас здесь не касается… Я не понимаю… Повелитель-заступник, сохрани-помилуй…
– Кто объявил? Кому «вам»? – продолжала спрашивать Лена. Но Петр Ефимович, бормоча молитвы, больше не обращал на нее внимания.
Лена заставила себя допить чай: где-то в прошлой жизни, где не было демонов и сектантов с пистолетами, она слышала, что в крепкой заварке много кофеина, – а значит, и ясности мысли. Тесная квартирка, беспорядок в которой раньше казался уютным, теперь полнилась жуткими тенями. Лена дала себе слово завтра убраться. Если доживет до завтра.
Некоторое время ничего не происходило, и заскучавший Данька стал требовательно дергать тетю Валю за рукав:
– Ба, а что будет, если этой твоей волшебной водички попить?
– Не балуй! – строго пригрозила свекровь. – А ну сядь.
Он послушался; но тут в прихожей завыло.
Данька вскочил и с криком – «Собака забежала! Пойду посмотрю!» – промчался мимо Петра Ефимовича, увернувшись от его рук, и скрылся в темноте коридора. В комнату проникал свет фонарей с улицы, но там было совсем темно.
Свекровь, охнув, осела на тахту. Петр Ефимович смачно выматерился, вскочил – «Эй, пацан!» – и замер в дверном проеме, не решаясь двинуться на звук.
– Даня! – Лена оттолкнула горе-«батюшку» и бросилась за сыном в коридор.
