— может, оттого и неловким было. А, может, слишком всего Вадим надумал про себя — не так-то просто, вот так взять, и принять — открыто и искренне это открытое и искреннее радушие. Непривычно оно. Неловко.
Не говорили в этой семье о политике, впрочем, говорили, но как-то не так, — без подтекста, а вот как оно есть — как оно хорошо есть — без всего этого привычного недовольства. «Ну какие же все-таки люди, — сетовала тетя Аня, — ну разве так можно. Телевизор смотреть нельзя, и так много всего гадкого показывают. Нет бы, что-нибудь позитивное. Получается, если смотреть все эти НТВ — можно решить, что мы живем в жутком средневековье, где и за дверь выйти опасно. И эти… даже журналистами их назвать совестно, только и знают, что выискивают гадости и дискредитируют нашего президента. Сами страшилки показывают и сами их боятся. Я, вот, ничего не боюсь. Не смотрю эти ужасы и бояться мне нечего. Еще печеньица? — тетя Аня любила готовить и всегда Вадима чем-нибудь вкусненьким угощала. — Кушай, Вадимчик, кушай, родной, вот вареньице… Нет, ну какие они все-таки есть, — возмущалась она, краем глаза поглядывая на экран, где шли новости. — Давай лучше на какую-нибудь передачу переключим, — предлагала она и переключала канал. — Вот, — удовлетворенно говорила, — вот это интересно, — и с удовольствием слушала, как всем известный актер разговаривал со всеми известным журналистом о мало кому известном касабэ, приготовленном из маниоки, — вот каких передач бы побольше, — вздыхала, — вот, чего людям не хватает — интересной жизни и… любви, — добавляла обязательно. — Ну почему вот я спокойно хожу по тем же улицам, живу в том же городе, в той же стране, и почему я ничего этого не замечаю. Меня никогда никто не обругивает, не обвешивает, сколько я видела людей, это все хорошие, добрые люди. И в магазине и… везде. Нужно больше ходить в театр. Нужно больше отдыхать. Вот мы с Глебушкой этим летом были в Испании, ну как там замечательно, как мы душевно отдохнули. И, вот, в Болгарию через месяц собираемся, хочется на горных лыжах покататься. Вот у Глебушки будет свободная неделя, и — в Болгарию. А то, как я давно мечтаю на горных лыжах. Людям нужно больше путешествовать, а они все ругаются, на жизнь жалуются, все бастуют и помощи у президента просят. А что, разве самому работать нельзя? Что, нужно всякий раз к президенту обращаться, будто он обеспечивать должен. Вот мой Глебушка работает и ни к какому президенту за помощью не обращается. Работать нужно, и тогда все получится. А им бы все не работать, все бы у государства клянчить да бастовать. Ну что ж за люди такие, — вздыхала. — Возьми еще печеньица, кушай, родной, кушай, — потчевала она Вадима. Правда, все эти разговоры тетя Аня вела без мужа. Дядя Глеб не любил всех этих разглагольствований, он был человеком серьезным, и все разговоры его были о будущем, о работе. Очень ему нравилось, что Вадим мечтал именно о «десятке». — «Вот это реальная мечта, скромнее нужно быть», — говорил он, а глаза озорно улыбались, — я тоже, в свое время, о бежевой «Волге» мечтал. Мечты сбываются. Только работать надо. Вот ты кем хочешь быть?»
