— Не бойтесь, — сказала цыганка на языке его родины, — никто меня не поймет. Но сперва дайте мне два доллара, чтобы все видели! Многие тогда вообще уйдут.
Он испугался, потому что она угадала, какой язык ему родной. Левой рукой она взяла деньги, подержала напоказ, чтобы все видели, и положила на бочонок. Затем на родном языке Тарабаса проговорила:
— Вы очень несчастливый человек, сударь! По вашей руке я читаю, что вы убийца и святой! Более несчастливой судьбы не бывает. Вам суждено грешить и каяться, еще на этом свете.
Цыганка отпустила руку Тарабаса. Потупила глаза, сложила руки на коленях и опять замерла без движения. Тарабас повернулся, собираясь уходить. Люди расступились, освобождая дорогу, полные глубокого почтения к человеку, который дал цыганке два доллара. Каждое слово предсказательницы врезалось ему в память, каждое по отдельности, Тарабас мог повторить их так, как они были сказаны, но пока что не осмыслил. Он безучастно пошел дальше меж тирами и балаганами фокусников, повернул, решил уйти с ярмарки, подумал о Катерине, за которой, как всегда, вскоре зайдет, о том, что она вроде бы стала ему безразлична, и тотчас воспротивился такой мысли. Был конец августа… Над головой свинцово-серое небо, узкое каменное небо в узких улочках, среди высоких каменных домов. Уже который день ждали грозу. А ее все не было. В этой стране царили другие законы, здешняя природа подчинялась практичным здешним людям. Они же сейчас в грозе не нуждались. Тарабас мечтал о молнии, о ярком зигзаге молнии из тяжелых туч, из брюхатого неба, низко нависшего над просторными золотыми нивами. Грозы не было. Тарабас покинул ярмарку. Пошел в бар, к Катерине. Значит, он убийца и святой. Избранный для великих дел.
Чем ближе он подходил к Катеринину бару, тем яснее, как он полагал, становилась ему суть предсказания. Слова цыганки мало-помалу складывались в осмысленную цепочку. Итак, думал Тарабас, сперва я стану убийцей, а потом святым. (Невозможно ведь как бы на полпути отказаться от судьбы, которая наверняка пряла свои нити независимо от Тарабаса, и таким образом в следующий же миг добровольно изменить свою жизнь.)
Войдя в бар, Тарабас с первого взгляда не увидел Катерины среди девушек-официанток, а когда в ответ на вопрос, где она, услыхал, что Катерина попросила отгул, получила разрешение и придет только около девяти вечера, был весьма озадачен; уже это он воспринял как начало предсказанной ему судьбы. Сел за столик и заказал джин официантке, которая хорошо знала его как друга Катерины, а неуемное беспокойство спрятал под обычными шутливыми репликами, с какими завсегдатаи обращаются к официанткам. Поскольку время тянулось крайне медленно, он заказал еще джину, а затем и еще. А так как по натуре был на выпивку слабоват, то скоро потерял разумное представление об окружающем мире и обстоятельствах, в каких находился, и без всякой нужды затеял скандал.
